Козельску немало повезло в том, что в конце 90-х годов прошлого столетия  на Козельский район обратил внимание Институт культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачёва (г. Москва). Многолетняя экспедиционная работа сотрудников института в эти места завершилась не только выходом в серии «Живая культура Российской провинции» книги этнографических очерков «Калужский край. Козельский район» (1999 г.). Г

Главным итогом всей большой коллективной работы всё же стало придание козельскому краеведению научной направленности. Удалось возбудить у местных краеведов интерес ко многим, прежде обходимым иследователями темам. Прежде всего, к фольклору, местным промыслам, к истории старинных помещичьих усадеб.  Сам сборник «Калужский край. Козельский район» стал ныне уже библиографической редкостью. 

Сборник этнографических очерков «Калужский край. Козельский район» (1999 г.).

Сегодня мы публикуем с незначительными сокращениями вступительную статью редакора -составителя сборника «Козельский край. Козельский район» Е.Д. Андреевой.  Несмотря на то, что статья была написана уже более десяти лет тому назад, положения и выводы, прозвучайшие в ней, по-прежнему актуальны для современного исследователя Козельска. Многое из сказанного автором, может быть использовано при разработке всего замысла «Энциклопедии Козельска».

Е.Д. Андреева

КОЗЕЛЬСКИЙ КРАЙ: ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ.

 Современное состояние русской культуры — одна из самых болезненных тем из тех, что обсуждаются сейчас в самых разных кругах нашей общественности, причем наиболее часто звучит мотив сожаления и тревоги в связи с утратой многих традиционных культурных ценностей. Возможно, это вызвано свойственной человеку склонностью, достигнув определенной степени зрелости, испытывать ностальгические чувства по отношению к событиям своего прошлого, которые оцени¬ваются им теперь как положительные, привлекательные. Наверно, что свойственно человеку, то свойственно и человечеству (по крайней мере, его части). Отсюда — особое отношение (конечно, для определенной части общества) к тому, что принято называть «памятниками культуры». В социально острые периоды они воспринимаются как бы дважды утраченными — первая утрата произошла, когда они перестали быть функциональными, перестали принадлежать к «живой культуре», а вторая — происходит сейчас.

Еще один «человеческий фактор» — охранительный инстинкт, при¬сущий всякому этническому или национальному сообществу, наличие в культуре центростремительной силы, которая удерживает ее от растворения в культуре других подобных сообществ, предохраняет от утраты самобытности, отдельности, самоценности. Все эти причины (хотя их может быть еще больше) заслуживают понимания и, безусловно, должны учитываться, когда речь заходит об оценке состояния той или иной культуры. Но возникает следующий во¬прос: насколько объективной и адекватной является эта оценка, если она формируется под воздействием исключительно названных факторов? Не препятствуют ли они «трезвому» взгляду на вещи?

Ситуация культурных утрат каждый раз воспринимается как катаст¬рофическая, единственная в своем роде, грозящая непоправимыми потерями. Однако, эти ситуации в истории повторяются всякий раз, когда периоды относительно спокойного развития сменяются моментами социальных сломов, внезапных перемен, кризисов. Действительно, происходят утраты, иногда невосполнимые, но это — неизбежная закономерность всякого культурного процесса, требующая не только эмоциональной реакции, но и объективного беспристрастного анализа. Кроме того, некоторые формы культуры не могут оставаться неизменными вне условий, их порождающих. Так, полноценное функционирование многих народных промыслов, музыкального фольклора и традиционной обрядности соответствовало определенным экономическим и историческим условиям — натуральному хозяйству, отсутствию современного транспорта, электричества, социальному положению русского крестьянина и многому другому. Крестьянская традиционная лирическая песня в некотором роде неотделима от лучины, ямщицкая песня — от перекладных, календарная обрядность — от ручного сельскохозяйственного труда, артельная песня — от существования бурлаков и лесосплавщиков, колыбельная — от люльки...

Факты культуры (в частности, произведения искусства), подобно живому организму, имеют индивидуальную судьбу, обусловленную многими обстоятельствами. Народная песня, принадлежащая к традиционному фольклорному пласту, живет, со всеми присущими ей многочисленными функциями, до тех пор, пока она встроена в соответствующий ей быт. Когда этот быт разрушается или сменяется другим, она, разумеется, может быть сохранена — запомнена, записана (на современной, кстати, звукозаписывающей аппаратуре), кем-то выучена и воспроизведена, но она превращается из фольклорного феномена в произведение профессионального исполнительского искусства и дальше живет только в качестве таково¬го — то есть музыкального памятника. Она продолжает существовать не в памяти крестьянской общины, а в памяти людей, выступающих специально (на концертной сцене или на лужке — не суть важно), она не включена в обряд, призванный наладить конвенциональные отношения между человеком и окружающим миром, а служит досуговому времяпрепровож¬дению. Как решить в данном случае, что здесь сохранено, а что утрачено?

Есть, однако, реальные утраты. Те, что связаны с уничтожени¬ем уникальных предметов культуры — будь то древняя рукопись, похищенная «Янтарная комната» или эскиз гениального художника. Такое уничтожение — акт вандализма. И в этом случае, безусловно, можно со¬гласиться с нынешним общественным мнением: такие утраты мы несем ежедневно и в этом смысле состояние российской культуры, действительно, весьма плачевно. Иными словами, к какому бы историческому периоду мы ни обратились, состояние культуры в нем не исчерпывается одними отрадными событиями. И это, вероятно, следует считать ее нормальным состоянием. Едва ли в реальности отрезки времени, которые называют «золотым» или «серебряным» веком какой-либо культуры, были сплошь таковыми на протяжении ста лет. И сейчас, когда мы обращаемся к вопросу о состоянии культуры того или иного российского региона, нас не должна ужасать пестрота или скудость культурной жизни. Имеет смысл выяснить, какова была реальная культура этого региона хотя бы в недавнем прошлом. И тогда, возможно, соотношение потерь и приобретений покажется нам иным. Такой ретроспективный взгляд может возникнуть у читателя нашего сборника при сопоставлении рассказа В.Щурова об экспедиции в Козельский край четверть века тому назад с материалами статей, написанных в результате более поздних выездов в эти места.
Мы опираемся на понятие «живая культура», которое можно определить как совокупность фактов культуры (произведений, событий и т.п.), актуальных для определенной части общества или общества в целом применительно к определенному временному периоду.

Отсюда следует, что:
•    тот или иной факт культуры должен быть востребован члена¬ми общества;
•    невостребованный на рассматриваемый период факт культуры либо находится как бы в латентном состоянии, либо полностью утрачен;
•    живая культура — явление очень пестрое, в нее входят произведения и события, разные по масштабу, стилям, времени происхожде¬ния, удовлетворяющие вкусам разных социальных групп и т.д.
•    тот или иной факт живой культуры подвижен; он может под¬вергаться трансформациям, перемещаться внутри пространства данной культуры, менять свои функции;
•    живая культура подобна живому организму; она способна реа¬гировать на внешние воздействия, в ней протекают внутренние процессы, она может изменяться прогрессивно или регрессивно, обладать раз¬ной степенью внутренней стабильности в разное время и т.д.;
•    участки живой культуры могут аналитически вычленяться по разным параметрам (как одному, так и нескольким): национальная культура или культура какого-либо этноса, культура какой-либо географи¬ческой территории, отдельная традиция, культура какого-либо исторического периода, современная культура, культура какого-либо социума, городская и сельская культура, устная и письменная культура и т.д.; при этом важно, что при рассмотрении каждого такого участка должны учитываться носители данной культуры, ее потребители и собственно факты потребления (т.е. так называемая «культурная жизнь»).
Эти позиции и являются для нас исходными при рассмотрении сего¬дняшнего состояния культуры названной территории.

* * *

Козельский район относится к наиболее трудным для описания и ма¬ло изученным территориям Калужской области. Это своего рода «белое пятно» на калужской карте. Неисследованность Козельских земель имеет своей первопричиной отнюдь не невнимание ученых. Это — территория, как бы упорно сопротивляющаяся попыткам последовательно проникнуть в ее историю и, соответственно, культуру. Достаточно сказать, что историкам и краеведам до сих пор не удается установить обстоятельства и время возникновения Ко¬зельска, хотя глубокая древность города не вызывает сомнений. Происхождение самого топонима «Козельск» становится совершенно неясным, если учесть, что в картах XVIII века название города имеет иную орфографию — «Казельск». Древнее коренное население — вятичи, язычники, долгое время сопротивлявшиеся христианизации. Традиционные виды хозяйственной деятельности — охота, скотоводство, ограниченное земледелие. Первоначальные функции города — оборона от кочевников (как и у других городов, входивших в так называемую «засечную черту»). Козельское население на протяжении веков неоднократно уничтожалось в результате многочисленных военных действий. Территория много раз переходила из рук в руки: сперва в качестве княжеского удела, затем удельного княжества. Кроме русских, на нее претендовали литовцы и поляки. Не миновали Козельск эпидемии и пожары. Немногочисленные известные факты историко-политической судьбы Козельского края создают странное впечатление: будто бы не было ни одного временного периода, по длительности своей достаточного для формирования стабильных культурных форм.

В традиционной народной культуре значительное место принадлежит фольклору. Показателем сформированности и стабильности тра¬диционной культуры в большинстве случаев служит в первую очередь обрядовый фольклор, ибо он напрямую связан со всеми сторонами на¬родного быта. Несмотря на то, что Калужская область отнюдь не бедна фольклором, образцы из Козельского района немногочисленны. Кроме того, и они зафиксированы лишь в последнее время, когда на всей тер¬ритории России практически ушло поколение, в чью жизнь фольклор входил в качестве актуального компонента.
Судя по описанию коллекции, собранной участниками ансамбля «Млада» (г.Сосенский Козельского района), на данной территории наиболее прочным и стабильным из обрядов была свадьба. В памяти информантов сохранился довольно подробный сценарий, включавший в себя все основные моменты свадебного сюжета, обрядовые действия участников и «музы¬кальное оформление». Некоторые тексты свадебных песен позволяют предположить, что существовали хороводные песни, ряд песен собирате¬ли отнесли к разряду солдатских, есть лирические, плясовые, шуточные песни и игровые с элементами театрализации — «сценки». Отмечено, что некоторые тексты поются на один и тот же напев. Сохранились сведения о древнем обряде «похорон кукушки», приуроченных к Троице, в селе Березичи праздновали Николу Весеннего, это был мужской праздник—день конюхов, первый выгон лошадей в ночное. И в Троицком, и в Николином сценарии присутствует угощение, в котором в качестве обязательного блюда присутствует яичница, что свидетельствует о существовавшей на этой территории древней языческой обрядности.

Материалы, имеющиеся в распоряжении собирателей из Сосенского, на наш взгляд, требуют пристального научного анализа на предмет их жанровой и стилистической идентификации, а также определения исторического возраста песен. После этого можно будет вынести некоторые суждения, касающиеся мест¬ной фольклорной традиции — в какой степени она была развита, что именно было в нее включено, а что — либо не существовало вовсе, либо утрачено полностью.
Следует, однако, учесть, что эта традиция могла формироваться отнюдь не плавным, эволюционным путем. Во-первых, Козельский район заселял¬ся в разные периоды своей истории большим количеством «пришлых» людей. Туда ссылали опальных бояр, там задерживались и оседали беглые и пленные (по одной из версий, деревня Дешовки получила свое название из-за того, что ее основали «дешевые люди» — пришлые, беглые, неимущие, возможно — иноверцы. См. «Именослов козельских деревень» в настоящем сборнике). В результате многих исторических катаклизмов, сильно меня¬лась численность населения козельских земель — приращение населения также происходило за счет приезжих. Требуется серьезное историко-этнографическое исследование для того, чтобы понять, каковы были процессы формирования населения Козельского района, кого можно считать корен¬ными жителями, а от этого зависит и вопрос о народной традиции. Кстати, собиратели отмечают существование по крайней мере двух стилистических вариантов говора и музыкального стиля на козельской территории. В большей сохранности, по сравнению с обрядовым фольклором, оказался народный костюм, представленный в Козельском районе двумя видами — поневным и сарафанным. При этом известно, что понёвный костюм исто¬рически предшествовал сарафанному (последний рассматривается собира¬телями как пришедший на смену понёвному в середине XIX века в результате усилившегося влияния московской традиции).
Особенностью Козельского района можно считать то, что земледе¬лие в нем имело сугубо локальный, внутрихозяйственный характер. По свидетельству старожилов, хлеб, гречиха и овощные культуры выращивались «для себя», каждый хозяин сеял и сажал, видимо, не более того, что требовалось ему в личном хозяйстве. Исключение составляли лен и сахарная свекла, которые выращивались для нужд местной парус¬ной фабрики и сахарного завода.
Вероятно, с этим связано отсутствие в репертуаре местных носителей фольклора песен, связанных с коллективными полевыми работами. К со¬жалению, в материалах последних экспедиций отсутствуют упоминания о рождественских, новогодних или святочных обрядах — то есть зимний цикл практически не представлен.

Из ремесел следует отметить плетение из неочищенной лозы и вы¬шивание, причем в Калужской области отмечена редкая разновидность вышивки — технологически сложная цветная перевить. Распространенный же и на козельской территории этот стиль вышивки может быть свидетельством древних корней этого вида народного искусства. Гончарные изделия изготавливались для бытовых нужд, но какого-либо художественного стиля в этой области создано не было. То же — и о изделиях из дерева. Как можно видеть из источников, в быту и на продажу изготавливался жителями козельского уезда довольно большой ассортимент нужных в хозяйстве предметов — лопаты и корыта, обручи, полозья и клепки для бочек, гребни и зубцы для мельничных колес. На¬личие природных материалов — хороших глин и песка — создало не декоративно-прикладную, а практически ремесленную традицию. Из этих мест на отхожие промыслы шли строительные рабочие — штукатуры и каменщики. Известно, что изготавливался кирпич (как на заводах, так и кустарным способом). Но если в деревне Хлуднево Думинического района Калужской области работа с глиной привела к возникновению вполне оригинального стиля игрушки, то о существовании чего-либо подобного в Козельском районе пока сведений нет.

В принципе, когда речь заходит о народной традиции, перед нами все время встает вопрос — было и исчезло или не было? Отсутствие систематического и профессионального обследования территории очень сказывается на тех выводах, которые можно было бы сделать, описывая культуру Козельского района. Положение усугубляется тем, что досадные «прорехи» имеются и в исторических, и в краеведческих материалах. Воссоздать стройную картину течения событий практически не удается, поэтому в литературе часто прибегают к аналогиям, предположениям, гипотезам, не подтвержденным глубокими исследованиями.
Складывается впечатление, что жители Козельского края, имея «под руками» и землю, и лес, и природные материалы, использовали их в более или менее прагматической манере — не более того, что нужно самим, и без какого-либо эстетического компонента, в то время как эстетичес¬кий компонент народной традиции всегда бывает связан с обрядовой символикой, будь то песня, будь то орнамент. Примерно та же картина складывается, когда речь заходит о тради¬ционной духовной (церковной) культуре козельских земель. Известно, что в Козельском уезде функционировало большое количество скитов и монастырей. Древнее происхождение имеет знаменитая Оптина пустынь (хотя точно дату ее основания исследователи также назвать затрудняются). С конца XIX века начал функционировать вновь учрежден¬ный Шамординский женский монастырь (Казанская Свято-Амвросиев-ская женская пустынь). В Козельском уезде было 49 приходских детских хоров, причем в этих хорах занимались от 12-ти до 17-ти часов в неделю (т.е. хоры, таким образом, можно было считать профессиональными). К настоящему времени традиции хоровой музыки, которые, казалось бы, должны были сформироваться при таком интенсивном функционирова¬нии, полностью утрачены. Практика духовного хорового пения и в Оптиной пустыни, и в Шамординском монастыре и в Козельском храме сейчас формируется как бы совершенно заново, «с нуля». Это объясняется тем, что в период 20-х — 90-х годов XX века монастыри были упразд¬нены, а церковная служба в Козельске и его окрестностях сведена к ми¬нимуму. Лишь с конца 70-х годов начаты архитектурно-реставрационные работы в Оптиной пустыни, и только в 1987 году она была возвращена православной церкви (в 1988 году была отслужена первая литургия). Шамординский монастырь был возвращен еще позже — в начале 90-х годов. «Насельники» обоих монастырей — люди новые, по отношению к местной традиции. Даже в том случае, когда они хотят возродить именно данную традицию, ее не от кого перенять, они могут работать только с немногочисленными сохранившимися источниками. Возникают и новые традиции — в Шамординском монастыре рукоделие (золо¬тошвейное и вышивание бисером) ориентировано сейчас не на образцы, существовавшие в этом монастыре ранее. Характер бисерного орнамен¬та привнесен конкретной вышивальщицей, прибывшей в монастырь из Западной Украины, золотошвейному мастерству пришлось обучаться в других местностях (см. об этом в статье Н.Ведерниковой). Вероятно, еще не пришло время судить о стиле новой иконописи, создаваемой сейчас в обоих монастырях. Примечательно, что в Шамординском монасты¬ре заново формируется школа женской иконописи.

Еще не восстановлено значение обоих монастырей как влиятельнейших центров православия, каковыми они были не только для прилегающих территорий, но и для всей России. То есть не продолжена еще общекультурная традиция, весьма развитая прежде в обоих монастырях. Более того, «под боком» у Оптиной пустыни в г.Сосенском — городе, составлен¬ном двумя волнами пришлого по отношению к данной местности населения, — все более укрепляется деятельность сильной баптистской общины, активно действующей и расширяющей сферу своего влияния. Заметим, кстати, что на козельских землях до сих пор бытуют, несмотря на многовековое существование таких оплотов христианства, как скиты, монастыри и институт старчества, прочные языческие представления. Примечательно, что некоторые деревенские информанты это осознают и прямо говорят, что они — язычники. Это подтверждается и наличием в устном обиходе местного населения большого количества текстов, связан¬ных с поверьями, колдовством, оборотничеством и т.д. Деревня Слаговищи слывет в этих местах как «деревня колдунов». Легендами и преданиями, связанными с нечистой силой, овеяно самое загадочное и неисследованное в Козельском районе — так называемое «Чертово городище» — заповедное место, представляющее собой удивительное явление, с точки зре¬ния какой бы науки его ни рассматривать — с геологической, ботаничес¬кой, исторической или археологической.

Профессиональная традиционная культура в России неотделима от понятия «город». В Козельском районе к настоящему времени сформировались два культурных центра — имеющий древнюю историю Ко¬зельск и новый город «искусственного» происхождения — Сосенский. 

История Козельска — практически непрерывная череда потерь, реже — приобретений. Город неоднократно горел, болел, разрушался, подвер¬гался набегам самых разнообразных внешних (литовцы и крымские татары) и внутренних (гулящие люди атамана Чистопруда) врагов, несколько раз менял свое политическое и административное подчинение. Существу¬ет мнение, что даже местоположение Козельска менялось не один раз. Краткий период расцвета наступил для города в XVII веке —15 тысяч жителей, 40 церквей, деревянный острог (после периода лихолетья — смуты и эпидемии холеры). Но в XVIII веке произошел большой пожар, уничтоживший две трети населения и большинство городских построек. Екатерина II предприняла попытку возродить город — пожаловала ему статус уездного и выделила большое денежное вспомоществование для новой застройки. В это время был возведен собор, разработан генеральный план, который, впрочем оказался неудачным и не был воплощен в жизнь. Главное — это то, что Козельск всегда был в первую очередь пограничным, оборонительным рубежом Московского государства, это было его основ¬ной функцией: в Козельске было несколько военных слобод — стрелецкая, казачья, пушкарская, из ремесленных — кузнечная (т.е. важная для военного дела) слобода. Население Козельска в большей части также состояло из пришлых людей. Со времен Ивана Грозного он был местом ссылки опальных бояр, прибежищем вольных людей и беглых холопов, и в то же время вплоть до Ш века сохранял свое военно-оборонительное значение. Существует мнение, что Козельск Ж века — прототип городка Скотопригоньевска, описанного в романе Достоевского «Братья Карамазовы».

Складывается впечатление, что Козельск преследует судьба вечного города-не¬удачника, который, несмотря на чрезвычайно выгодное географическое положение, даже в мирные времена не может развиться до уровня сколько-нибудь важного экономического и культурного центра. В литературе отражено чрезвычайно много фактов и событий из истории Козельска — заинтересованный взгляд каждого исследователя делает эти факты весьма значительными, и если собрать их все воедино и выстроить в хронологической последовательности (многие приходится сейчас реконструировать, опираясь на косвенные данные, поскольку не сохранился архив города), то мы получим в целом действительно богатую историю города, просуществовавшего как минимум восемь с половиной веков (почти ровесник Москвы). И в итоге этой восьмисотлетней жизни к настоящему моменту исто¬рический город Козельск имеет население численностью более 20 тысяч человек, два дома культуры, действующий кинотеатр, детская и взрослая библиотеки, газету «Козельск», краеведческий музей, музыкальную школу. Население делится на гражданское (местное) и военное (на территории города расположены ракетные войска, образовавшие военный городок).

Соответственно этому действуют и Дома культуры: один из них городской, а второй обслуживает культурные потребности военных. Деятельность культурных учреждений Козельска имеет, если можно так выразиться, «общесоветский», несколько формальный характер. В последние годы в городском ДК появились новые формы работы, опять же ориентированные на стандарты: дискотека, конкурсы «Мисс Козельск» и «Мисс Малышка».
В то же время возрастающее внимание к истории Козельского края постепенно начинает реализовываться в практической деятельности: облик Козельска улучшается благодаря восстановлению церквей, появляются интересные публикации по материалам «Козельских чтений», уже трижды проведенных Козельским краеведческим музеем.

Сосенский первоначально возник в 50-х годах как шахтерский поселок и заселен приезжими специалистами и рабочими. Впоследствии, когда выяснилось, что природные ресурсы этой местности невелики, на его терри¬тории был размещен завод электронного оборудования, и население по¬полнилось новой волной приезжих, составивших инженерно-технический персонал завода. Статус города Сосенский получил в начале 90-х годов. Население (по данным 1994 года) составляет более 14 тысяч человек и имеет многонациональный состав. В городе функционируют также два дома культуры — «Горняк» и «Прометей» (соответственно двум волнам заселе¬ния), есть музыкальная школа, ведущая, помимо учебной, и концертную деятельность, библиотека, техникум (поначалу ориентированный на по¬требности завода, но сейчас перепрофилирующийся). Новый город Сосен¬ский производит впечатление более благополучного как в экономическом, так и культурном отношении, нежели Козельск, и как бы оттягивает на себя роль культурного центра района. Происходит это во многом потому, что в ДК «Горняк» создан коллектив, который, во-первых, работает очень активно, во-вторых, его деятельность не ограничивается территорией го¬рода, в-третьих, он ориентирован на возрождение и использование культурных ценностей Козельского района. Сейчас эта структура включает фольклорный ансамбль «Млада», при нем два детских коллектива, а также недавно образованный Фольклорный кабинет. Здесь осуществляется экспедиционная и собирательская работа, усилиями «Млады» записаны, а стало быть и сохранены, образцы местного фольклора, описан местный традиционный костюм, реконструируются традиционные праздники, которые проводятся в Сосенском с целью вовлечения в них местного населе¬ния. Ведется интенсивная концертная работа, причем посещаемость концертов и популярность ансамбля проявляют явную тенденцию к росту.

Возникает своеобразный парадокс. Исторические культурные ценности Козельских земель служат источником творчества не для мест¬ных, а для приезжих, исторически не связанных с этими местами, людей. Инициатива, привнесенная извне, оказывается более плодотвор¬ной для целей внутреннего культурного развития района, нежели дея¬тельность более старых структур.

* * *

В рамках настоящей статьи не представляется возможным описать полностью или хотя бы перечислить все историко-культурные факты, связанные с Козельской территорией. Мы попытались создать некое общее впечатление, которое может быть откорректировано и дополнено ознакомлением как с нашим сборником, так и с указанной ниже литературой. Однако, хотелось бы высказать еще несколько соображений по поводу той картины культурной жизни Козельского района, которая складывается в результате изучения как источников, так и вновь появив¬шихся материалов, а также поездок в данную местность.

1.    Козельский район обладает богатейшим историко-культурным по¬тенциалом. В частности, это убедительно показано в статье И.Ивановой: в районе находится огромное количество исторических памятников — церквей, построек разного рода и назначения, заповедных природно-ландшафтных мест, сохранилась (хотя и не в лучшем состоянии) усадьба кн. Оболенских. Экспедиции «Млады» доказывают, что не все еще утеряно в устной народной традиции. Публикации А.Евгина, С.Рябова и др. последовательно, внятно и интересно воссоздают историю Козельских земель, по крупицам собранную воедино, и представляют собой, с нашей точки зрения, исключительно важное значение для поддержания исторической памяти нашего общества. Излишне говорить о возможных перспективах развития обоих крупных монастырей — Оптиной пустыни и Шамординской женской обители. Представляется, что многое здесь ожидает и исследователей дохристианской, языческой Руси (заметим, что на террито¬рии Козельского района практическим не проводились археологические изыскания, которые могли бы дать ценный материал по древнейшему периоду истории города).

2.    Историческая судьба Козельских земель сложилась так, что к насто¬ящему моменту весь этот историко-культурный потенциал так и остается потенциалом. Более того, все более возрастает опасность необратимых утрат в этом отношении. При этом, похоже, отнюдь не только научно-технический прогресс и агрессивное наступление масскулытуры будет тому виной. По странному, но закономерному для Козельска стечению обстоятельств, не внешняя агрессия (как в прошлые века), а внутренняя инертность и «застойность» могут привести постепенному запустению края, забвению его истории и культуры. Вероятно, в данном случае мы имеем дело с русской «глубинкой» того типа, когда эта «глубинность» обусловлена не территориальной отдаленностью от культурных центров, не недостатком современной информации, а своего рода культурной летаргией тех, кто в первую очередь должен быть заинтересован в выживании и развитии района — то есть местного населения. Разумеется, свою роль в этом играет и сложившаяся сейчас трудная экономическая ситуация, требующая напряженной инициативы, поисков разрешения кризиса, повышенного ин¬стинкта самосохранения общества.

3.    Однако, если предположить, что общество заинтересовано в полноценном культурном функционировании данной местности, то, вероятно, прежде всего следует сначала выработать объективное мнение по поводу того типа культурного развития, с которым мы имеем дело. И здесь целесообразно составить себе общую картину культурной истории края: что именно было составляющими этой культуры, что следует сохранить, под¬держать, что реконструировать, чего не допустить, какие «прорехи» культурного развития имеет смысл «залатать», а какие — не надо (например, не было в городе Козельске — или во всяком случае об этом пока ничего не известно — драматического или музыкального театра, художественного музея, интенсивной музыкальной жизни, хотя бы и усилиями гастролеров, но это не значит, что путь развития профессиональной традиции в искус¬стве для этого города закрыт), как соотнести традиционное и новое, что¬бы, быть может, усилиями общества преодолеть «роковую» для Козельского района линию исторической судьбы (совершенно очевидно, что конкурсы «Мисс Козельск» и «Мисс малышка», как бы они ни были популярны среди местного населения, хотелось бы уравновесить другими, более достойными и более близкими отечественной культуре мероприятиями). То есть речь идет о выработке осознанной и продуманной культурной политики, ориентированной на гуманитарное знание, и затем о поиске средств к её осуществлению. Сейчас намечается тенденция к использованию культурных фактов преимущественно с демонстрационной целью: туристы в Оптиной пустыни, концертные исполнения фольклора, да и упомянутые конкурсы тоже). Возможно, целесообразно поискать такие формы культурной практики, где пассивное потребление культуры будет постепенно переходить в заинтересованное участие населения в культурном процессе.
                                                                                               Москва-Козельск, 1997-1999 г.

В качестве иллюстраций использованы кадры этнографического фильма, снятого С. Пчёлкиным (Институт Наследия) в 1997 г. в г. Козельске во время народного гуляния в городском парке.