О ВЕРОВАНИЯХ КОЗЕЛЬСКИХ КРЕСТЬЯН

В КОНЦЕ XIX ВЕКА

По материалам "Этнографического бюро"

князя В.Н. Тенишева

В 1897 г. в г. Санкт-Петербурге князем В.Н. ТЕНИШЕВЫМ (1843-1903), предпринимателем, меценатом и учёным для организации и проведения массового сбора сведений о культуре и социально-экономических условиях жизни русских крестьян центральных губерний Европейской России было создано "ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ БЮРО". Оно активно работало до 1901 г. и являлось предприятием, основной целью которого была организация и проведение массового сбор сведений о русском крестьянстве по специальной программе. Она называлась "Программа этнографических сведений о крестьянах Центральной России, составленная князем В.Н. Тенишевым". Деятельность "Этнографического бюро" была хорошо организована и поставлена на коммерческую основу. Владельцем и главным научным руководителем всего предприятия был сам В.Н. Тенишев. Конкретной организационной работой занимался заведующий бюро, должность которого в разное время занимали этнографы А.А. Чарушин и С.В. Максимов. В бюро имелись штатные и внештатные сотрудники.

Работа корреспондентов хорошо оплачивалась. Стоимость рукописи зависела от качества информации и точного соблюдения всех правил оформления. Гонорары за оригинальные рукописи составляли от 15 до 30 рублей за текст, включавший в себя 35000 букв, за копии с документов от 5 до 10 рублей с печатного листа. Деньги высылались автору немедленно по одобрению присланного материала. Содержание "Этнографического бюро" обошлось его владельцу в 200 000 рублей - сумма довольно крупная для рубежа ХIХ-ХХ вв.Среди корреспондентов были и те, кто обследовал и описал Козельский уезд. Это ЛАШМАНОВ Фёдор Фёдорович, который представил ответы на вопросы по Волосово-Дудинской волости, селу Волосово-Дудино (работа 1897 г.) и СУРНАКОВ Константин Александрович, который описал жизнь, быт и нравы крестьян Бетовской волости, деревни Ягодной (работа 1899 г.).

Нам представляется наиболее интересной информация, присланная К.А. СУРНАКОВЫМ по Козельскому району (частично мы публиковали её здесь).

Дело в том, что он много внимания уделил верованиям, зафиксировал и красочно изложил былички, рассказы крестьян о демонических существах, представления о природных явлениях, обрядах. При этом он передал основные особенности говора, использовал наиболее характерные речевые обороты крестьян Козельского уезда. Нижеприведённые материалы публикуются по книге "Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы". Том 3. Калужская губерния. С. 393-411.

К.А. Сурнаков (1899 г.)

Козельский уезд. Бетовская волость, деревня Ягодная

ВЕРОВАНИЯ. ЗНАНИЯ. ЯЗЫК. ПИСЬМО. ИСКУССТВО

В Ягодной существует то представление о небе, что оно, во-первых, есть местопребывание Бога, ангелов и святых людей, что на небе же находятся солнце, луна и звезды, и что небо не одно, а есть еще шесть небес, которые для нас невидимы, так как мы грешны, но есть праведники, которые видят иногда и второе небо. Первое небо, которое, видимо, состоит из воздуха и начинается от облаков, а кончается за солнцем, луной и звёздами. На шести других небесах устроены рай, где размещены святые люди, и, наконец, на седьмом небе находится сам Господь, Божья Матерь и ангелы.

Крестьянка в праздничном костюме молодой замужней женщины. Село Дешовка Козельского уезда.

Фотография Н.М. Могилянского. 1903. Кол. 758-1

Небо действительно иногда открывается, но только именно в грозу и то лишь в полночь, когда все спят, и тогда не спящие праведники могут видеть золотые ворота, ведущие в первый рай, отпертыми, но что видно за воротами праведникам строго воспрещено говорить, и поэтому виденное ими остается тайной. Отпирает небо всегда Илья Пророк, так как ему поручено властвовать над облаками, грозой, дождем и градом, но его может отпереть и Михаил Архангел, который также во время грозы отпирает небеса, чтобы смотреть не вырвался ли из ада сатана.

А. Солнце, Луна, звезды, по понятию народа, «Божье устроение», назначенное для того, чтобы человеку можно было пользоваться светом и теплом и в старину «узнавать дорогу», так как полей и дорог было мало, а все было закрыто лесом. После заката солнце уходит за море, откуда посылает на смену [Луну], а что оно иногда бывает красным и встает иногда «ранее» обыкновенного, то это значит, что погода переменится: будет или дождь или ветер; если же «садится» красным, т. е. закатывается, то это обещает на долгое время сильную жару или ветры. Само по себе солнце не может делаться красным и быть больше обыкновенного, но это «по Божьему устроению», чтобы человек мог видеть, что его ожидает в будущем.

О звездах, почему они светят только ночью, нет преданий, но почему светит солнце днем, а луна ночью, от одного старика я слышал следующее: «Было время, когда солнце, луна и звезды светили вместе, но с тех пор, как Каин убил брата Авеля, Господь разделил светила и вот почему. Когда Каина стала сильно терзать и мучить за убитого брата совесть, он радостно дожидал ночи, когда светила находились на покое, чтобы почувствовать облегчение, ибо свидетелями убийства им брата были только солнце, луна и звезды, но из первой ночи убийства Господь уже разделил светила: солнце осталось светить днем, а луна (месяц) и звезды — ночью, и, когда Каин дождался ночи, думая уснуть и забыться, он к ужасу своему увидел, что месяц и звезды горят на небе; вглядевшись в месяц, он не только ужаснулся по-прежнему, но еще более и даже затрепетал: Господь положил на месяц отпечаток злодеяния Каина».

Б. Кометы являются не иначе как перед каким-нибудь общественным бедствием — войной, засухой, какой-либо повальной болезнью; вообще комета есть предвестник какой-нибудь страшной всенародной опасности и посылается Богом непременно за какие-нибудь грехи целого народа, чтобы он при появлении кометы имел время замолить свои грехи, и тогда Бог может отклонить грядущее наказание. Хвост дается комете для того, чтобы она «смела» грешный народ. Комета действительно сожжет землю, но это будет уже после Страшного суда.

В. Звезда, падающая с неба, непременно обозначает смерть человека. Когда же их падает много, то это значит, что где-нибудь идет война, или же свирепствует мор.

Г. О радуге известно только, что она пьет воду для того, чтобы набрать воды для туч, после чего вновь скрывается в тучи. Внезапно она появляется оттого, что в тучах остается небольшой запас воды, так как во время радуги идет только небольшой дождь и, набрав воды, спешит уйти в тучи как раз во время, когда и последний дождь готов уже прекратиться; одним словом радуга сильно спешит, чтобы дождь не прекратился вследствие отсутствия запаса воды. Уходит она далее вместе с тучами, в которых спряталась. Было замечено, что в болотах, где пила радуга, воды становится меньше.

Гроза происходит оттого, что Илья Пророк ездит по небу на своей колеснице; грохот от колес и есть тот самый гул, который идет от тучи во время грозы, удар же грома бывает оттого, что Пророк Илия сильно ударяет по лошадям, чтобы догнать убегающего от него черта, и бросает в него свою огненную стрелу - молнию; он выезжает нарочно во время грозы, когда черт собираются повеселиться. Если молния ударит в постройку, то чтобы прекратить пожар используют самое действенное средство — парное молоко; за неимением такого огонь можно заливать и простым молоком — огонь тотчас же прекращается. Если же молния попадает в человека, то народ склонен верить, что это была чистая душа, которая умерла, не нуждаясь в покаянии.

Чтобы раз и навсегда застраховать себя от ударов молнии, следует в доме, по возвращении в Великий четверг от «двенадцати Евангелий», пламенем свечи, с которой стоял за службой, выкоптить кресты на притолоках дома, и тогда гроза целый год не ударит в этот дом; для этого необходимо то условие, чтобы свечу не гасить после чтения Евангелия и дойти с ней до двора так, чтобы пламя не погасло. Заимствоваться огнем от идущего из церкви не дозволяется: заимствованный огонь в пользу не послужит; равным образом нельзя давать огня от своей свечи другому, так как в данном случае огонь его лишается своей чудодейственной силы. Для того же, чтобы лично себя предохранить на целый год от ударов молнии, следует первое яйцо, которое даст лицо, с которым после попов с первым похристосовался, спрятать и беречь дома, а как только начинается гроза — брать его в руки: молния тогда ни за что уже не ударит.

Вода после первого грома считается целительной, почему многие идут тотчас же к реке и умываются, женщины несут туда же доильники, которые и моют в реке, так как существует поверье, что если в это время вымыть доильник, то корова весь год будет давать много молока.

Об урожае после первого грома судят не по самому грому, а по кваканью лягушек, так как, по народному понятию, лягушки до первого грома не кричат. Если после грома лягушки закричат дружным хором, то лето будет благоприятное и урожай хороший, если, напротив, лягушки кричат слабо, в несколько голосов, надо спасаться неурожайного лета. Способность лягушек предсказывать урожай выражается в следующем рассказе. «Один мужик от нечего делать швырял камнями в кричащих лягушек и некоторых из них убивал. Вдруг его кто-то тронул за плечо. Когда мужик оглянулся, то увидел высокого седого старика. Который гневно спросил у него, за что он бьет лягушек.

Что тебе за дело, — ответил мужик, — ведь они не твои.

Нет, мои, — сказал старик, — и я их нарочно посылаю для вас же.

На кой они нам шут? — со смехом сказал мужик.

Слушай, — сказал вновь старик, — и передай вашим: когда первый гром загремит, и лягушки прокричат громко — урожай будет хороший, если же тихо — ждите неурожайного или грозного лета, а бить их не бейте, ведь они Бога хвалят!

Да кто ты?

Но старик взвился на глазах у изумленного мужика к небу, где тотчас же явилось небольшое облачко, и грянул гром с молнией, упавшей к ногам испуганного мужика, понявшего, что пред ним был Пророк Илия — покровитель лягушек, и что он говорил правду».

Зарницы, по народному понятию, бывают только во время созревания хлеба и обжигают его — «сушат», отчего являются на, хлебе черные рожки — «спорыньи» и пустой колос.

Огонь был у человека всегда. На кладбищах он бывает лишь на могилах праведных людей: это сияют их души и бояться этих огней нечего. Болотный же огонь — это есть ничто иное, как шутка водяного, чтобы напугать запоздалого путника. Эти огни гоняются за человеком, но приблизиться и обжечь его не смеют. Огонь на местах кладов появляются только тогда, когда клад положен на «срок» и ему время «выйти» из земли. Тот, кто видит такой огонь, должен непременно рыть на этом месте, иначе клад достанется другому. Относительно воды существует понятие, что она вообще «чиста» и что ее ничто ни загрязнить, ни осквернить не может. Из всех же видов воды считается наиболее чистой ключевая вода, вода же от ключей, так называемых «громовых», т. е. образовавшихся от удара молнии, считается целебной; над такими ключами делается «обруб», который покрывается крышей; в таких ключах-колодцах женщины купают слабых детей. Землю в знак клятвы едят: «съел ком земли», хотя и весьма редко. Берут с собой родную землю в дальний путь для того, чтобы опять вернуться домой, умирающие на стороне приказывают класть к ним в гроб взятую ими землю.

За грех считают рубить только деревья, растущие на могилах, но барьер из деревьев, окружающих кладбище, за особый грех рубить не почитается. Друзьями человека считаются все домашние животные, а врагами — все вредные дикие звери. Курячьего бога нет; козел уважается, как покровитель и защитник скота. В некоторых закутах и хлевах прежде держали его изображения; теперь этого уже нет, но живой козел у одного обывателя для этой цели есть. Во время бездождия женщины для вызывания дождя выливают на землю волу, которую обыватели несут к себе для домашних надобностей, обливают водой проходящих, а иногда и окунают их в реку в полной одежде. Существует поверье, что засуха является следствием «заговора» дождя каменщиками, производящими каменные постройки, например, церкви, дома и т. д., для того, чтобы дожди не мешали их работе, требуюшей ясного, сухого времени, они будто бы «отводят» дождь.

Водяной, русский лубок.

Демонология

Происхождение чертей, по народному воззрению (сходному в основном с Библией), объясняется так: когда архангел Михаил сверг сатану и его сподвижников с неба, то во время погони за ними так жестоко преследовал их огненными стрелами, что они от ужаса и страха бросились куда глаза глядят, в разные места и стороны. Одни из них бросились в леса и стали «лешими», другие — в дома и стали «домовыми», третьи — в воду и стали «водяными». Позднее они поделили между собой леса и рощи, реки, болота и ручьи, строения, людей, так что теперь у каждого человека с левой стороны стоит свой черт, равно как с правой стороны стоит свой ангел, даваемый человеку при крещении. Черти все холостые, почему некоторые и совокупляются с женщинами. Черти ведут себя по разному, например, домовой и леший только «подшучивают» над человеком, пугают его, а водяной способен и утопить человека, если неосторожный станет купаться в полдень или в полночь. Вихрь, поднимающий столб пыли, кружащийся и в тоже время несущийся вперед, признается за пляску ведьмы, радующейся удачно совершенному ею пакостному делу, и если воткнуть нож в этот столб, то нож покроется кровью ведьмы.

Черти соединяются с женщинами, ходившими в церковь во время менструаций или тоскующими по мужьям. У молодой женщины умер горячо любимый муж. Вдова в первое время вовсе слегла в постель, а, выздоровев, впала в такую тоску, что за ней смотрели постоянно, чтобы она не наложила на себя руки. Так продолжалось несколько месяцев, во время которых просьбы и уговоры родственников и знакомых были бессильны: молодая вдова тосковала по-прежнему. Но вот в одно утро домашние заметили, что вдова встала веселая, разговорчивая и шутливая. Все, понятно, обрадовались, но боялись, не напала бы на нее тоска вновь. Однако время шло, а вдова была по-прежнему весела, но все заметили, что она стала бледнеть, худеть и чахнуть, и сделалась заметно хуже на вид, чем во время припадков даже самой сильной тоски. Спрашивали у нее — не делает ли она над собой греха, т. е. не изводит ли себя чем-либо умышленно, чтобы скорее последовать за мужем. Вдова отвечала отрицательно. Домашние устроили за ней тайный надзор. И вот одна из невесток ночью подслушала у двери комнаты, где спала вдова, что она в постели с кем-то говорит и называет кого-то «милым», «дорогим», слышала также звуки поцелуев, но мужского голоса не слышала. Невестка подумала, что та завела любовника и тихонько позвала свекровь. Обе стали подслушивать и вновь услышали голос вдовы и поцелуи. Тогда они быстро отворили дверь и вошли в спальню вдовы. Та была совершенно одна, «Кто у тебя был, с кем ты целовалась?», — приступили к ней родственницы. Та сначала запиралась. А потом созналась, что к ней каждую полночь является муж, и они живут с ним по-прежнему, но только муж не велел ей говорить об этом. «Да ведь он умер», — говорили ей. «Неправда, отвечала им вдова, — его похоронили живого, но он ушел из могилы и днем прячется, чтобы его, как мертвеца, не стали бить, а по ночам приходит ко мне». Свекровь сразу же поняла что за «муж» является к ее невестке, но ничего не сказала ей, а на утро отправилась к жившей в другой деревне колдунье. Та взялась отучить блудливого черта от вдовы и приказала свекрови сделать так: дать невестке в передник конопляного семени и в полночь, когда к ней явится «муж», та должна сидеть и расчесывать гребешком волосы и есть конопляное семя, а когда «муж» спросит, что она делает, невестка должна ответить, что вычесывает и ест вшей. Когда невестка действительно так поступила и ответила «мужу», что ест вшей, тот плюнул и тотчас же ушел и более уже не возвращался.

К колдуньям, наоборот, любовник-черт ходит не тайком, а летает в полночь в виде огненного змея и, наслаждаясь с ней любовными утехами, в тоже время внушает ей совершить какой-нибудь новый грех, новое колдовство. От смешения черта и женщины родятся обыкновенные уроды в виде совы, летучей мыши, или же хотя и в виде дитяти, но покрытые шерстью и т. п.

Детей черти не подменивают, но таскают к себе тех детей, которых матери «приспят», т. е. задушат во сие, заменяя их поленом или куском дерева, которое ничего не подозревающие люди и хоронят вместо трупа дитяти. «Заспанного» ребенка черти время от времени показывают несчастной матери наяву и во сне я его настоящем, живом виде, отчего мать впадает в тоску, которой часто не выносят и налагают на себя руки: топятся, вешаются и т. п.

Настоящее местожительство чертей —- в аду, но по мере надобности они по приказанию своего старшого (Сатаны) выхолят на ада, чтобы причинять вред людям, причем принимают всякий вид, какой им только вздумается. В аду живут «насыльные» — самые «лихие» черти, кроме постоянной нечистой силы, живущей на земле в воде, лесах, оврагах, домах.

По убеждению ягоднинцев домашние животные должны быть цветом шерсти в хозяина двора; только при этом условии их не будет преследовать домовой.

Если сосуд с водой не накрыть на ночь, то входит в него нечистый, а кто, не перекрестясь, напьется из такого сосуда, дьявол может войти в него, но не всегда, а когда человек напьется в «худой час». Равным образом в «худой же час» дьявол может войти в человека, не перекрестившего рот во время зевоты. Под названием «худой час» народ подразумевает то, что у каждого человека в течение суток есть свой «худой час». Этот час всякий может подметить, если будет внимательно следить за своей жизнью и, если заметит, что какие-нибудь несчастья или неприятности совершились с ним в одно и тоже время дня, или ночи, то это и есть его «худой час», в который он не должен предпринимать ничего важного. Человек, в которого входит дьявол делается «бесноватым», порченным. В большинстве случаев дьявол входит в человека за грехи, по «Божьему попущению», но может быть вселен, напущен на человека и колдунами, которые в данном случае действуют как по личному усмотрению, так, равным образом, и по просьбе других лиц.

Бес во время грома скрыться в человеке не может и не имеет права, так как гром убивает и безгрешных людей, к которым дьявол не может приблизиться.

В пылу гнева родители действительно иногда говорят ребенку: «чтоб тебя черти взяли», или « чтоб тебе сквозь землю провалиться». Бывает, что иногда черти действительно уносят ребенка, но не всегда, а только тогда, когда такое проклятие сказано в «худой» для ребенка час. Но и в данном случае черти не могут совершенно овладеть ребенком, а держат его только до тех пор, пока неосторожный родитель не раскается и не отмолит своего греха, тогда черти обязательно должны возвратить ребенка родителям.

«Одна разгневанная мать крикнула на свою дочь 6—7 лет: «Чтоб тебя черти взяли». Девочка исчезла в тот же вечер: сели ужинать, а девочки нет. Подошло утро, девочка также не являлась. Розыски по деревне и по окрестностям также не привели ни к чему. Прошло несколько недель. Раскаявшаяся мать день и ночь молилась со слезами Богу, чтобы он возвратил ей дочь. И вот, проснувшись однажды утром, она к великой своей радости увидела, что пропавшая дочь мирно спит на своем прежнем месте. Когда девочка проснулась, ее стали спрашивать, куда она исчезла, она ответила, что ушла с каким-то дедушкой, который давал ей сладкие пряники и янтарные бусы; с этим дедушкой она жила все время в болоте, в шалаше, в верстах 3-х от их селения. «Чем же ты была сыта?» — спрашивают у девочки. «А меня дедушка кормил, — отвечала девочка, — как только у вас заснут на деревне, он и поведет меня по домам, и как только в каком доме не накрыт горшок, а в горшке есть что-нибудь, дедушка и приказывал мне это есть, а накрытых горшков мы не трогали. Сам дедушка ничего не ел, а все меня угощал». Девочка отчетливо указывала, когда именно и в каком дворе и что именно она ела. Спрошенные по этому поводу хозяева сознавались, что действительно они в означенный девочкой день готовили то самое кушанье, которое она ела. «Как же ты назад-то вернулась?» — спрашивали у девочки. «Не знаю, — отвечала она, — только, когда ложилась спать, дедушка сказал мне: «Пора тебе, девочка, домой, а то мать по тебе больно заскучала, Богу покоя не дает». «Не обижал ли тебя этот дедушка?» — Девочка ответила на это отрицательно, а, напротив, с большой похвалой отозвалась о неведомом ей старике».

Рассказ о другом роде проклятия также существует в д. Ягодная в следующей форме. «Мать крикнула на 4-х летнего сынишку: «Чтоб тебе сквозь землю провалиться», — и мальчик исчез. После напрасных везде поисков малютки отец с матерью просили Бога помочь разыскать им сына. И вот однажды во время обеда, в самый полдень, родители малютки слышат под ногами стон но глухой, неясный. Отец тотчас же вскочил, схватил топор и выломил половицу, под которой и нашел лежащим навзничь своего сына. Когда малютка оправился, и у него спросили, где он был, он ответил, что был он в темной яме, и что посадил его туда черный мужик. Как он попал под пол   он не знает, так как в это время спал".

Слово «черт» иные никогда не произносят, заменяя это название словом «черный», «нечистый».

Пьяным дорогу показывают, ведущую к верной гибели, если только он вовремя не перекреститься. Об этом существует масса рассказов. «Один пьяный шел настоящей дорогой к своей деревне; было уже темно, когда его нагнал его большой приятель кум и пригласил зайти к нему на перепутье и переночевать. Деревня кума была ближе деревни пьяного, но, как показалось пьяному, они очень долго шли. Наконец все-таки пришли, «Садись», — указал пьяному будто бы на конник кум. Тот сел, а кум вытащил из шкафа бутылку водки, налил стакан водки и выпил; налил затем пьяному и подал. Тот взял стакан и перекрестился. Кум и его изба мигом куда-то исчезли, а пьяный держит в левой руке чурку, ноги его болтаются в воздухе, а под ним шумит вода. Оказалось, что мнимый кум завел его на мельницу, которая оказалась на двадцати верстном расстоянии от деревни пьяного, посадил его на «лаву», и стоило пьяному сделать одно неловкое движение, он свалился бы о деревья в основании «лавы» (плотины), или же утонул бы в глубоком буку».

Про самоубийц действительно говорят: «черту баран», и верят, что на самоубийцах черт совершает свои разъезды, возит воду и т. д., причем ноги и руки самоубийц подковываются, как лошадиные копыта, отчего самоубийцы испытывают страшную боль. Выражение «грех попутал» народ относит к тому, что страсть совершить преступление была так сильна, что человек не мог удержаться от охватившей его страсти; а черт своим влиянием только усиливает эту страсть.

Верование в духов, насылающих болезни, олицетворяется в убеждении, что существует 40 сестер лихорадок, живущих в болоте, которые по преданию есть дочери царя Ирода.

Что прежние люди отличались громадным ростом и силой, народ видит в том, что курганы, сохранившиеся и доныне, современные люди не могли насыпать, а тем более таскать на себе такие громадные камни и плиты, которые попадаются при раскопках курганов. Не могли носить, а тем более драться такими громадными топорами, которые также попадаются в курганах. О росте прежних людей-гигантов народ судит по тем громадным — против настоящих —- костям, которые также попадаются в курганах, а в преданиях говорится, что они на десяти верстном и большем расстоянии могли перекидывать друг другу разные вещи.

Ангелы созданы Богом на пользу людям, почему каждому человеку при Крещении дается свой «ангел-хранитель», удерживающий данного ему на попечение человека от греха.

Ягоднинцы умеют на изображениях отличать Серафима (шестикрылатый), Херувима (двукрылый), Ангела (двукрылый с туловищем), но из архангелов знают лишь одного Михаила, потому что он изображается с огненным мечом.

По полу и возрасту ангелы не различаются, но существует убеждение, что ангел может принять всякий вид человека, какой только захочет.

Ангела видели многие матери и всегда в лунную ночь и в одном и том же виде, а именно: он кажется курчавым светловолосым мальчиком от 12—14 лет, в белой короткой, до колен, рубашке, с голыми ручками и ножками, стоящем в головах спящих малюток; он смотрит на них и улыбается, но когда заметит, что мать смотрит на него, он тотчас же исчезает, но после него в комнате некоторое время виден приятный голубоватый отсвет. О жизни ангела на земле существует много легенд в разных вариантах.

«В одном селе умер сапожник, оставив еще довольно молодую жену и трех сирот, из которых старшему было едва 10 лет. Сапожник был человек богобоязненный, постоянно по праздникам ходил в церковь, пить, как другие его собратья, — не пил, от работы не отлынивал, вообще был человек, каким ему и надо быть. Когда жена с рыданьями прильнула к умирающему и горестно воскликнула: «На кого же ты меня с детьми покидаешь», тот сказал: «На ангела-хранителя», и умер.

На третий день после похорон, когда вдова хотела продать инструмент покойника, чтобы, хотя на время поддержать семью, под вечер к ней вошел молодой парень.

Слышал я, что у вас муж умер, а сапожника в деревне нет. Не пустите ли вы меня в квартиру: я сапожник на дому; теперь же я хочу остаться в этой деревне, вы дадите мне угол, а я буду учить ремеслу ваших детей Харчи будем вести сообща.

Вдова с радостью приняла предложение молодого сапожника и хорошо сделала.

Заказы к молодому сапожнику точно из решета посыпались, и за работу платили аккуратнее, чем прежде; работал же он вдвое скорее, чем ее покойный муж. Старший и второй ее сын оказались настолько понятливыми учениками, что через год старший ее сын уже вполне самостоятельно мог шить сапоги; хорошим ему помощником в этом деле был второй ее сын. Довольство, которого никогда прежде не бывало и при муже, воцарилось в доме.

«Слава Богу, — думала вдова, — если и уйдет от нас Кирилла (так назвал себя парень), и тогда не пропадем; теперь мои ребята — настоящие сапожники».

Кирилла, однако, продолжал жить по-прежнему, хотя и был собой миловидный парень, но ни на посиделки в праздник, ни в хоровод, ни в кабак — ни ногой, а на женщин так и совсем не смотрел. И полюбился он молодой вдове настолько, что одна мысль, что Кирилла может их покинуть, приводила ее в ужас. Она всеми силами старалась привлечь на себя внимание Кирилла, но последний так же мало обращал внимания на нее, как и на других женщин и, наконец, однажды за ужином сказал ей:

Дети теперь хорошие работники, и я им более не нужен. Завтра я от вас уйду!

Несчастная я, — заголосила вдова, — один Кирилл (муж) умер, теперь и другой уходит!

Дети, полюбившие своего кроткого учителя, тоже заплакали.

— Не плачьте, — сказал им Кирилл, — но будьте также честны и благочестивы, как ваш отец, а для того, чтобы вы знали, что всегда я с вами быть не могу, смотрите, кто я! — с этими словами Кирилл преобразился: ярким неземным светом засияло его лицо, на нем явилась светлая белая одежда, а за спиной два сложенных лебединых крыла. — Я — бывший ангел-хранитель вашего отца, — сказал ангел детям и по его молитве пришел поддержать вас... А ты, — сказал он вдове, — поневоле бросишь свои плотские думы! Испуганная семья кинулась к стопам ангела, но он уже исчез.

Однако на другой день все видели Кирилла, уходящего из деревни, и когда спросили у вдовы и детей, куда ушел Кирилл, они ответили: «То ангел, а не Кирилл был». Но им не поверили... С тех пор, однако, никто и нигде не видел Кирилла».

Вера в духов-покровителей человека не приняла ясной формы, но, тем не менее, она, очевидно, есть, о чем свидетельствует следующий рассказ.

«Я был еще молод, — говорил мне рассказчик, — и служил приказчиком у лесоторговца. Хозяин поручил мне ехать из Болхова в Орел для уплаты денег за разные товары. Сумма денег по тому времени была большая: тысяч пять с лишним на нынешние деньги. Выехал я перед вечером и, отъехав верст 20 от Болхова, остановился на ночлег на постоялом дворе. Где меня хорошо знали. В разговоре с хозяином, сидя за ужином с ним и с другими проезжающими, я упомянул сумму денег, которую вез в Орел. Чаю в то время на постоялых дворах еще не было, а пили «воронок» («воронок» — род сбитня, немного слаще); напившись с хлебом воронка, я выехал с постоялого двора часа за два до света, чтобы к обеду попасть в Орел, как приказывал хозяин. Не отъехали мы еще и пяти верст от постоялого двора, как заслышали, что за нами едет, и сильно едет, еще пара саней, словно бы кто-то старался нас догнать. Дело было зимнее, и разбои в то время — а это было еще до воли — были не редкость. Мой извозчик (хозяин меня отправил не на своей, а на наемной лошади) стал гнать лошадей во весь дух, но преследователи не отставали, и так как ехали на парах лошадей, то заметно нас настигали. Вдруг, в тот именно момент, когда я уже слышал за собой скрип первых преследующих нас саней, к нам в сани вспрыгнула громадного роста черная собака, настолько большая, что подобных я за всю свою жизнь потом уже не видел. И ямщик, и я оторопели. Она была так внушительна, что показалась нам страшнее преследователей, которые, между прочим, нас уже настигали, и первые сани которых с двумя сидевшими на них мужчинами стали по снегу обгонять нас, чтобы преградить нам дальнейший путь, тогда как вторые сани с двумя сидевшими на них грабителями ехали за нами. Вот тут-то и случилось то, что я не мог забыть в свою долгую жизнь и чего не забуду до смерти. Едва обогнавшие нас сани выехали на дорогу, как собака тотчас же выскочила из саней и бросилась к ним. Она залаяла, но это был не лай, это что-то настолько громкое и грозное, что рев медведя, с которым я основательно знаком| проведя большую часть жизни в лесах» показался мне потом не так страшен. Лошади преследователей понесли, равно как понесла вслед за ними и наша лошадь, но собака этим не удовлетворилась. Ее грозный лай раздался за нами» И мне на повороте было видно, как лошади задних преследователей шарахнули в сторону и завязли в снегу, в через минуту собака вновь вспрыгнула к нам в сани. Лошадь наша пошла, наконец, шагом, устав от бешеной скачки, и через полчаса мы догнали передних разбойников, стоявших на дороге. Уже заметно светало, когда мы подъехали к ним. Один держал взмыленных лошадей под уздцы, а другой с топором стоял на дороге. «Нет ли огоньку, почтенные», — сказал было стоявший на дороге, но в ту же минуту собака вновь выскочила из саней на снег и зарычала на стоявшего разбойника, да так, что тот моментально вскочил в сани, и их лошади снова понеслись вперед, а собака вновь возвратилась к нам. Скоро нас догнали и задние преследователи, но, видя громадную фигуру собаки, уже не делали никакого намерения ни остановить нас, ни вступать с нами в разговор, а тихо ехали вслед за нами, и мы оба вместе догнали передних преследователей в то время, когда впереди нас показался обоз и до деревни оставалось лишь с полверсты. Было уже светло. В тот же момент собака выпрыгнула из наших саней и побежала через поле к стоявшему невдалеке лесу. —  Это ваша собака? — спросили у нас и передние и задние преследователи.

Нет, — ответили мы.

Ну, это вас Бог спас... Верно, не ваш рок и не ваш грех! — с этими словами обе пары преследователей повернули своих лошадей и уехали назад.

Кто же вас спас? — спросил я передавшего мне этот рассказ интеллигентного старика из Ягодной.

Бог.' — убежденно ответил он.

Кто же была эта собака? Ангел?

Нет, не ангел... Ангел не примет вид собаки... Я не знаю, кто это был, но твердо верю, что эта не была и случайность! От других я слышал, что в подобных случаях их предостерегает во сне мужчина, а те, кто не слушал этого предостережения, платились полной неудачей в предпринятом ими деле».

Оборотни. Вера в оборотней довольно распространена. Оборотень — это несчастный человек, которого колдун или колдунья заставили принять вид какого-нибудь животного. В то время, когда колдун или колдунья в новолуние («на молоду») добровольно принимают на себя вид какого-нибудь животного, чтобы в этом виде наделать как можно более зла крещеным людям, оборотень зла никому не делает и даже бежит от людей, так как, хотя он и носит вид какого-нибудь зверя. Но сердце и рассудок у него остаются человеческие, ему жаль испугать человека, и он скорее бежит от него. Оборотень может быть опасен только в Святки, когда ему делается необыкновенно грустно. Он иногда бежит за сотни и тысячи верст, чтобы взглянуть на родную деревню, на родной дом, и в это время — беда попасть ему навстречу: он может укусить, и тогда, укусив другого, он снова делается человеком, а укушенный делается оборотнем. Но обыкновенно оборотни более или менее владеют собой и во все время срока, на который на них наложен другой вид, они скитаются вдали от родины. Обыкновенно по ненависти, или даже по своей присяге дьяволу делать людям зло, колдун или колдунья, «скинувшись» (т. е. приняв вид) волком, свиньей и т. п., преимущественно в Святки, кусают какого-нибудь прохожего в полночь, и тот делается оборотнем. Срок, на который человек осужден быть оборотнем, обыкновенно семилетний. Укушенный обыкновенно обращается в волка и бежит в леса, подалее от населенных мест, где он сам может наделать зла, и самого его могут убить. Если оборотень пожелает прежде семилетнего срока возвратить себе свой прежний вид, то должен в тот же день и час на «молоду», т. е. во время появления на небе лунного серпа, или в Святки. Укусить кого-либо из людей: мужчина — мужчину, а женщина — женщину, и тогда укушенный делается оборотнем, а укусивший — вновь человеком. По счастью для людей, однако, оборотни крайне редко прибегают к этой мере: их собственные страдания так велики, что они не желают передавать его другим, а терпеливо дохаживают в чужом им виде свой семилетний срок. По истечении этого срока им возвращается прежний их вид, и они бледные, исхудалые, в том же самом платье, в котором были семь лет тому назад, возвращаются обратно. Они обыкновенно не любят рассказывать о том, что с ними было во время семилетней отлучки из деревни, и только некоторые ив них, и то по большей части пред смертью, рассказывают про это грустное для них время, но все повторяют одно: они боятся укусить человека в «урочное» для них время, хотя им смертельно хочется возвратить себе прежний вид. «Если бы мы кусали людей до срока, то оборотни бы никогда бы не переводились», — говорил одни из них. А вот что рассказывал другой о своих похождениях, когда он был обращен в волка,

«Шел а за попом причастить умирающего деда. Это был третий или четвертый день Святок. Луна ярко светила, так что далеко, далеко, как на ладони, все было видно. Только что с улицы я свернув в переулок, как на меря набросился огромный волк и укусил, но не больно... Я хотел было закричать, но завыл по-волчьи, руки у меня покрылись шерстью, я, словно кто меня насильно гнул, пригнулся к земле и на тени увидел, что я как есть настоящий волк и с хвостом. Хотел было перекреститься, но не мог, я заплакал и побежал. Скоро в лесу я наткнулся на стадо волков, у них была свадьба. Я не лез, как другие, к волчище, и меня не тронули... До половины поста я проходил с волками, ел то же, что и они: попадалась падаль — ел и падаль; рвали собаку — ел и ее. Жил с волками в мире, но только, когда мы шли против ветра, я шел позади стаи, а когда под ветер — я шел первым. Когда стаял снег, я всю весну и осень пробродил один; ел зайцев, лисиц, мышей, но стад не трогал... Зимой я опять соединился с волками. Подошли Святки, и такая взяла меня тоска по родной деревне, по дому, что хоть в прорубь кидайся, но я пересилил себя: не пошел домой, а то бы я там кого-нибудь укусил... Раза два-три в меня стреляли, но не попадали, и я уходил целым. Когда кончились все семь лет, я отделился от волков и укрылся в риге, около одной деревни, и в тот же день, в какой был укушен, я снова обратился в человека. Очутился я на восемьсот верст от родного места».

Бывает так, что оборотня-волка убивают, но, когда подходят к трупу, то находят человека, пораженного в то самое место, в какое ударили волка. По этому поводу существует такой рассказ. «В святочный вечер, около полуночи, два запоздавших парня шли на вечеринку. Подойдя к дому, где веселилась молодежь, они увидели большого волка, который смотрел в окно. Недолго думая, один из парней ударил волка дубинкой по переносице. Волк повалился. Парни пошли на вечеринку и сказали, что у самых окон они увидели волка; все понятно бросились смотреть убитого волка, но к ужасу увидели труп человека, убитого именно в переносье, как показывали парни. Это, как оказалось, был парень, пропавший из соседней деревни лет пять тому назад; одет он был во все то, в чем был в день исчезновения, в кармане у него были деньги. Убийц-парней не предали суду только потому, что, когда труп раздели, то на груди убитого нашли клок волчьей шерсти, что и убедило всех, что парни действительно били оборотня-волка, так как существует поверье, что у человека, бывшего оборотнем на весь век остается на груди клок шерсти того животного, в которого он когда-то был обращен».

Колдуны обоего пола, чтобы превратится в оборотня, перекидываются через двенадцать стоящих лезвиями кверху ножей с известными им заклинаниями; особенно часто прибегают они к этому на Святках и постоянно тешатся и пугают запоздалых прохожих. Часто они нападают на целую партию людей и над ними проделывают то же самое, что и над одинокими пешеходами,

«Шли мы, — рассказывал один из свидетелей таковой шутки, — с посиделок. Нас было человек 10—12, если не более. Месяц светил ярко... Видим, навстречу к нам бежит свинья. Мы было на нее залюлюкали, закричали... Не тут-то было... как начала она нас по одному перекидывать, так мы точно мячики в сугроб летали. Рвать — не рвет, а только подденет рылом между ног, и летишь себе турманом в снег. С полчаса она нас так катала, пока кто-то не нашел кола и наотмашь не ударил свинью, так как понял, что это была никто иной, как Самсониха, наша же сельская ведьма. Перешиб он ей правую переднюю ногу, так что свинья убежала от нас на трех ногах. На утро мы все, сколько нас было, пошли к Самсонихе удостоверится, она ли испугала нас вчера. Пришли домашние завтракают, а она лежит на печи. «Что же, — спрашиваем, — бабка на печи лежит, не встает».

«Да пошла, — говорят, — еще до рассвета за водой на прорубку, поскользнулась, да и разбила руку об лед».

«А какую, мол, она руку-то разбила?» — «Правую», — ответили нам. Ну, тут уж мы и все убедились, что вчерашняя свинья и впрямь была не свинья, а — Самсониха».

Домовой. Верование в домового распространено не только среди тесного люда, но среди самых интеллигентных ягоднинцев, уверенных, что домовой есть в каждом дворе и живет или в коровьем закуте, или в конюшне. Если домовой, или, как его здесь чаще называют, «хозяин» двора, живет в ладу с семьей действительного хозяина, то он мало того, что оберегает животных от болезней и т. п., но явно покровительствует самой семье, охраняя ее членов от разных бед.

«В одном дворе не закрыли полуразобранный колодец, который в это время исправляли. Пятилетний ребенок, сын хозяина, желая посмотреть в колодец, упал в него. Мальчика схватились. Сейчас же один рабочий опустился в колодец и к неописуемой радости, и к великому изумлению присутствующих вытащил из колодезя невредимого мальчика; он не только не утонул на 2-х аршинной глубине колодца, но даже не разбился при падении с двуаршинной высоты; только грудь и живот мальчика были мокры, всё же остальное было на нем совершенно сухо. На предлагаемые ему вопросы мальчик объяснил, что, когда он упал в колодец, его подхватил на руки какой-то дедушка («похож на нашего дедушку» — объяснил мальчик) и вместе с ним опустился в колодец, Там он положил мальчика на ладонь, а сам стал на дно колодца и держал его на воде все время, пока за ним не спустился рабочий. «Не с крыльями был дедушка?» — спросили у мальчика. — «Без крыльев, — ответил тот, — Он велел мне лежать смирно, не кричать, не болтать ногами и не креститься». Из последнего вывели, что мальчика спас не ангел, а покровитель дома — домовой».

В другом случае, «домовой стал ночью душить разоспавшегося хозяина дома, толкать его, щипать до тех пор, пока испуганный отец семьи не очнулся окончательно, что было как раз вовремя: пожар охватил весь дом, и проснувшийся хозяин имел времени лишь столько, чтобы выхватить из пламени жену и детей». Если домовой невзлюбит семью хозяина, например, нового покупщика дома или квартиранта, то всеми силами старается делать ему и семье его неприятности: изнуряет и тиранит скотину, передвигает по ночам мебель, разваливает сложенные дрова, ходит по потолку, стучит дверями, гудит в печную трубу, швыряет с нашести кур и убивает их, швыряет в сосуды с водой навоз, — и вообще делает ряд таких беспокойств и неприятностей, что злополучный квартирант выбирается из этого дома.

Обыкновенно домовой имеет вид высокого, черноволосого мужчины, но большей частью он одинакового вида с хозяином дома — человеком. Домового видеть — многие видели и обыкновенно в самом прекрасном расположении духа, когда он кормит или гладит излюбленную скотину. Иногда домового видят растянувшимся во всю длину на «перемете» — поперечной балке сарая или конюшни, откуда он длинной хворостиной щекочет уши какого-нибудь животного и улыбается, когда она прижимает к земле то одно, то другое ухо.

Домовой есть и в нежилом доме, из которого хозяева по какой-либо причине выехали. Он не только не покидает пустого дома, но даже и пожарища, на котором иногда слышится в полночь его вой и плач. Привычка и любовь его к месту настолько сильны, что он всеми силами старается помочь хозяину застроить опустевшее место. Если хозяин-человек перепродает дом в чужие руки, домовой остается на старом месте, если только, если только новый хозяин не приведет за собой своего домового, но это бывает лишь как исключение, так как между старым и новым домовыми происходит по ночам такая свалка из-за обладая местом, что не всякий человек решится вводить в купленный дом нового домового, а старается, напротив, привязать к себе старого домового, для чего в сарае или на конюшне, на перемете, ставит ему хлеб, соль и кружку с водой, чем и признает старого домового полноправным хозяином над двором, т. е. утверждает его в прежних правах. Домовой ни за что не пустит человека нелюбимого на излюбленное им самим место. Стоит только человеку лечь спать на таком месте, как одеяло с него сдергивается, а иногда и сам он летит с постели, если его сдернут за ноги или толкнут в бок. И сколько бы раз такой человек не ложился бы на облюбованное домовым место, все равно он будет лежать на полу, а если будет упрямиться и далее, то домовой принимает против него крутые меры: дерет его за волосы, щиплет и швыряет в него же его собственными сапогами и т. д. Между тем любой другой человек и особенно дети могут спокойно спать на этом месте.

Другие члены семьи, напротив, пользуются вниманием домового, которое для них, однако, более или менее тягостно. Они делаются как бы посредниками между домовым и другими членами семьи, оракулами, через которых домовой предупреждает семью о грядущем счастье или несчастье. Для этого он «наваливается» на избранника, и тот уже судит — будет прок или убыток из этого предвещания: если домовой был теплый, то это к добру, если холодный, то к худу. Иногда домовой щиплет этих людей, и на утро по синякам на ущипленном месте человек этот судит о том, чего ему или его семье ждать: если до синяков больно дотронуться, то это верный признак того, что впереди идет несчастье, если же синяков вовсе нет, или же если и есть, но при прикосновении к ним боли не ощущается, то впереди ничего особого не предстоит, хотя и будет какая-нибудь неприятность или временный семейный разлад. Но кто желает узнать от домового всю истину, тот должен в то время, когда домовой на него «наваливается» взять в руку большой палец левой ноги и спросить: «К худу или к добру?». Домовой непременно ответит на вопрос, и тогда можно даже спросить у него, к какому именно худу, или к какому именно добру. Домовой ответит на эти вопросы. В отношении к любимой семье домовой является не только предвещателем будущего в смысле желательных или нежелательных для семьи материальных событий, но и нравственных, например, тоскует при выходе девушки замуж, если ее в замужестве ожидает печальное будущее.

Вообще домовой проявляет большую заботу о домашних.

«Просватала я свою девку в богатую семью; жених — парень хоть куда, и девке-то нравился. Все дело шло рядом, да ладом, уж и девичник справили. Девка, известно, рада, ну, рада она, а я, понятно, еще более, потому — по нраву ее выдаю.

Только после девичника не спится мне что-то... Известно, забота в голове: свадьбу сыграть — не блин спечь... Лежу это — и слышу, плачет моя девка, и слышу   причитывает, глухо так, словно в подушку уткнулась: «Зачем, — говорит, — ты меня, матушка, на срам отдаешь?». Чего, думаю, с ней, аль раздумала? Однако к ней в эту ночь я не пошла... Смотрю утром: девка веселая; подруги пришли приданное дошивать, ничего себе: шутит с ними, песни поет... Хоть и веселая девка, а только что-то у меня на сердце защемило. Настала ночь; я уж нарочно не сплю, слушаю, что будет. Опять тоже: рыдает моя девка, причитает, да так-то жалостливо, что я и сама заплакала, зажгла свечу, а к ней. Гляжу — ничего. Лежит навзничь, руки раскинула и улыбается. Жутко мне стало: поняла я, что это не она, а «хозяин» по ней тужит, беду ей пророчит. Однако не отступаться же от свадьбы, отдала на божью волю. С год прожили они с мужем душа в душу, только на беду умри свекровья. Свекор-то был человек еще молодой, да как проводит сына куда-нибудь в город, в лес, или еще куда, ну, и давай к молодке-то приставать... Той сказать бы хоть мужу, али мне, отошли бы они от грешника, только бы и было, да на грех стыдилась она. Как-то раз свекор обхватил ее и ну целовать, а сын-то и шасть в дверь! Избил он их обоих до полусмерти, и как она ему не клялась, как не божилась, бросил все и скрылся, но куда — никто не знает. Вот уж лет двадцать о нем ни слуху ни духу, ровно сгиб, да пропал. А она — ко мне. От стыда, бедная, на улицу не могла показаться и в полгода истаяла, как свечка, так я ее и похоронила... Не послушала я «хозяина», выдала на срам, да вот и теперь еще по этому кручинюсь: может быть и теперь бы еще жила, моя голубка, когда бы я ее замуж в тот раз не отдала!»

Домовой является вестником смерти для домашних. Он начинает «выть» в святом углу, да так воет, что его слышат не только домашние, но и соседи, и все судят по его вою, что надо ждать покойника. Иногда он предвещает лично смерть кому-нибудь из членов семьи своим явлением обреченному на смерть лицу. «Дедушка мой был еще крепкий старик, так что никто и не думал о его смерти, — повествовал рассказчик. — Скотину он любил до страсти, так что сам всегда ходил или с отцом, или с работником давать ей корм. Дело было зимой. Пошел дедушка под вечер в закуту, пока работник с сеновала доставал сено коровам, да и вернулся тотчас же обратно: бледный, как мел... «Что, — спрашивает отец, — с вами, тятенька?» — «Ступай, — говорит, — задай скотине корма, да посылай за попом: хочу при жизни свою волю объявить, чтобы по смерти меня лихом не поминали». Послали за попом, и при нем дедушка рассказал, что не далее, как в течение 3-х дней он должен умереть, потому что «самого» видел. «Пошел я в закуту, гляжу, а уж «он» стоит возле коров: такой же седой, в таких же полушубке и шапке, словом, — я, поставь нас рядом, и никто не узнает, какой из нас настоящий. Посмотрел он на меня так, что я сразу понял: готовься, мол, а «сам» в угол и пошел». Дедушка сделал все предсмертные распоряжения, исповедался, причастился и действительно умер на третьи сутки».

Скотине, которую невзлюбил домовой — не житье на дворе: засыпанный ей корм он вываливает ей под ноги, в навоз, запихивает его под комягу и нередко, что по целым ночам он ездит на ней по закуте, отчего скотина хиреет, худеет и падает. Самое лучшее в этом случае перевести скотину в другую закуту, или же вовсе продать ее. Наоборот, та скотина, которую домовой полюбит, быстро прибавляет в теле, шерсть на ней лосниться, и это потому, что домовой ее расчесывает и дает ей кроме хозяйского еще корма, для чего берет его из хозяйского же амбара, или из соседского, и даже уносит его из комяг других животных. Лошадям он, кроме того, заплетает хвосты и гривы.

Лесовой. Верование в лесового (лешего) также сильно распространено. Это, По народному воззрению, громадного роста дух, высотой более самой высокой в лесу ели, который показывается всегда с целью напугать человека, неосторожно зашедшего в место, облюбованное лешим. Леших много: в каждом лесу свой леший; он охраняет от порубок любимый участок леса, он же является и хозяином всех зверей, населяющих его лес. Вот какие рассказы передали мне лица, видевшие лешего.

«Вздумал я строиться, — говорил мне старик-рассказчик. — Взял я батрака, парня здоровенного, да и поехал с ним в казенную засеку украсть две осмотренных уже мною ели. Надзора тогда за лесом не было уже никакого.

И мы на двух колеснях ехали смело, осе равно, что в свой лес. Это было от Ягодной верст за пять. Ночь была светлая месячная. Приехали... Ваяли пилу и спалили одну ель, отрезали макушку, обрубили суки, ничего... Только хотели было взяться опять за пилу, как вдруг лошади стали беспокоиться... Мы было подумали, что медведь, и не особенно испугались: на медведя в то время я один на один хаживал. Успокоили лошадей и взялись было за пилу, да вдруг замерли... С соседнего бугра с четверть версты от нас как зальется кто-то во все горло песню, да так, что по лесу такой гул пошел, словно гроза надвинула... Батрак мой топор в руки, сам даже трясется весь: «Знаешь, хозяин, кто это?» Как, — думаю, — не знать. Кто в такой глуши, да в такую полночь станет песни петь... А уж он-то выводит... Даже и сейчас помню эту песню:

Ах, как жаль в сыром бору

Стройну елочку рубить!

Мы на Лошадей... А он как выпрямится, так на сажень выше леса показался, да как засвистит, как захлопает в ладоши! Что тут было и сказать не могу... Эти пять верст мы не более, как в четверть часа проскакали, как только живы остались! С той поры я не только воровать, но и вообще в полночь в лес — ни ногой. А батрак мой все-таки захворал с перепугу».

«Стерег я лошадей в ночном: и хозяйских, и соседских, — говорил мне другой рассказчик. — Кругом лес, только с одной стороны поле, однако, смирно: про зверя и во все лето помину не было. Лежу это я около огонька, да дремлю... Только слышу, кто-то как бы в рог затрубил, да так, что подо мной земля ходуном пошла. Я очнулся совсем и слушаю... Еще затрубил и еще... Лошади со всех ног ко мне кинулись, чуть на огонь не лезут. Еще раз затрубил и тут-то я понял, что это леший: человек так трубить не может, звук-то, как гром перекатывается... После этого такой гул и треск пошел по лесу, что я думал, уж не свето-ли — представление начинается. Лошади мои взяли, да и полегли около меня... Гляжу: валят из леса медведи, за ними волки, лисицы, зайцы, белки, лоси, козы — одним словом всякая лесная живность и каждая своей партией, с другими не мешается, и все мимо меня с лошадьми и не смотрят даже на нас, а за зверьем и «сам» с кнутом за плечом и рожком в руках, а величиной с большую колокольню будет... Прошел мимо нас молча и только опять еще в лесу еще один раз и эатрубил. Скоро, однако, и рассветать начало. Робость с меня спала, я и пошел посмотреть, где он свое стадо-то гнал... Земля вот как изодрана, словно железными боронами ее скребли... Прошло после этого дня два, и случился в лесу пожар, да такой, какого старики не запомнят... Все бы зверье погорело, если бы леший его завремя не перегнал в другое место. Рассказывали потом, что верст за сто, в Брянском и Жиздринском у. такая пропасть разного зверя в лесах появилась, что все диву дались, откуда он взялся. Один я только знал, что этого зверя леший из нашей засеки перегнал».

Леший, как хозяин вековых дубрав, не любит, чтобы кто-нибудь проникал в них, поэтому в его заповедные места никто никогда не может найти дороги, и наиболее любопытных леший заводит в такую глушь, что они по целым дням не могут оттуда выбраться, а по ночам им кажется, что их окружают кровожадные звери, отчего они взбираются на деревья и ждут появления утра, вместе с каковым прекращаются все ночные ужасы. Но, спасаясь на деревьях, они минуты не могут быть спокойны: лес наполняется гуканьем и стоном сов и филинов, порой к этим страшным звукам присоединяется и дикий хохот самого лешего. Словом, кто побывал на ночевке у лешего, тот ни за что уже не отважится на это в другой раз. В больших рощах он (леший) ни за что не допустит человека подойти к его излюбленному месту. В результате человек будет ходить кругом одного и того же места, двадцать раз возвращаться на него, но выйти из лесу не сможет. Леший, если захочет, то человек и «в трех соснах заблудится». Делает это леший так: если идут за грибами, то леший пути раскидывает, словно рассеивает грибы, и чем далее, тем грибы попадаются чаще, и гриб делается крупнее и лучше. Человек интересуется, подбирает грибы и не замечает, где он шел. Он осматривается только тогда, когда коробка его полна, и обыкновенно видит себя в совершенно незнакомом месте. Начинаются поиски, и он начинает бес толку кружить по лесу. Леший ходит за ним и про себя хохочет. Это невольное скитание по лесу на народном языке называется «блудом». Как известно, чтобы избавится от «блуда», нужно раздеться до нага и все платья» включая шапку, вывернуть наизнанку и затем одеться вновь. Если же «блуд» нападает на конного человека, тогда надо на лошади перевернуть седелку, и леший сам начинает указывать дорогу, но одной только лошади» а человеку он остается по-прежнему не видимым.

Можно, однако, и не ходить в лес тем более |не посещать его излюбленные места, а привлечь на себя гнев лешего. Это часто делают пастухи: они или раскладывают огонь так близко к его излюбленным местам, что выводят его из терпения беспокойством как бы не загорелись эти места, или же беспокоят его отдых звуками рогов, скликая стадо. Тогда леший старается проучить пастухов так, чтобы они уже не гоняли стадо на это место. Для этого он практикует сперва наиболее легкую карательную меру. Какую-нибудь скотину на этом месте ужалит «козуля» (гадюка); если и после этого пастухи продолжают гонять стадо туда же, то леший посылает одного или пару волков, или волчицу с детьми, и волки производят уже настоящее опустошение в стаде. «Насыльного» лешим волка легко узнать. Простой волк схватит овцу или ягненка и бежит прямо в лес, а «насыльный» волк вовсе не нуждается в еде, а напротив старается только о том, чтобы нанести как можно больший ущерб стаду, для чего забравшись в середину стада, рвет коровам вымя, а овец «бьет», т. е. хватает их за шею и ударяет о землю. Передушив таким образом 10—15 овец, волк убегает в лес, не унося с собой ничего. Пастухи после этого избирают для пастьбы другое место.

Не всех, однако, людей не любит леший, есть и излюбленные им люди — это немые, горбатые и подобные им люди. Этим лицам леший старается оказывать всякое покровительство: наводит их на грибные и ягодные места, на рои диких пчел, на муравейники, в которых в пузырях содержится чистое «муравьиное масло», вообще старается, чтобы эти люди получали как можно более выгоды от леса; в отношении же к охотникам из среды этих лиц леший щедр до невероятности. Под их выстрелы он подводит самую ценную дичь, в их силки попадают лучшие и редкие к тому же, как съедобные, так и певчие птицы. Им же леший иногда открывает и клады.

Кроме леших, в лесах, по озерам и болотам расселились русалки. Русалки — это души утопившихся девушек и их дочерей, родившихся по их смерти, т. е., когда топится беременная девушка, то народное поверье полагает, что утопленница рождает потом в воде, и если родится девочка, то и она обращается в русалку. Русалки, по народному воззрению, — существа, которые хотя и не есть настоящие живые люди, но, тем не менее, они также чувствуют и страдают, и радуются, как и живые люди. Особую радость они ощущают тогда, когда тонет крещеный человек. Они даже всячески стараются завлечь человека в глубину озера, разжигая, между прочим, сладострастие мужчин своим красивым обнаженным телом. Желая завлечь запоздалого путника, русалка принимает на себя вид крестьянской девушки и садится на лужайке, мимо которой проходит путник. Здесь на его глазах, но как бы не замечая его, русалка раздевается, как бы ложась спать; делает себе изголовье и ложится спать в одной рубашке, отнюдь не скрывающей красоты ее полуобнаженного тела, так как это всегда бывает в яркую лунную ночь. Путник, обыкновенно молодой парень или вдовец, подзадориваемый безлюдностью места, почти всегда не прочь полюбоваться вблизи молодым женским телом. Русалка позволяет себя обнять, поцеловать, но не более, так как начинает вырываться при дальнейших покушениях, причем оставляет в руках неосторожного свою рубаху. Тут человек уже совсем теряет голову и начинает преследовать русалку, которая делает вид, что спасается бегством, но бежит так, что преследователю кажется, что он вот-вот ее схватит. Заманив его к берегу озера, она позволяет человеку схватить себя и в это время обвивает его шею своими косами, и, когда человек обезумеет от страсти, она вместе с ним кидается в воду. Человек, поцеловавший русалку, — уже не жилец на белом свете, он делается вполне ее достоянием. Такого утопленника русалки заставляют чесать лен, играть на каком-нибудь инструменте, под звуки которого играют и пляшут при лунном свете в водах озера. Русалки не любят текущих вод, а обыкновенно селятся в стоячих водах, изобилующих «омутами», т. е. глубокими местами. Русалка, которая не сумела заманить человека на дно озеро, подвергается насмешкам со стороны и даже побоям со стороны своей «старшей», т. е. начальницы. Случается, однако, что и русалке приходится влюбиться в человека, и это доставляет ей много горя и страданий, так как по своей обязанности она должна увлечь его в воду. Но ей его жаль, да если бы она и утопила его, то обладать им не могла бы, а только осудила бы его на рабство русалкам. Обладать мужчиной вполне она может только живым, но не мертвым, а, обладая им вполне, она чувствует к нему такую же ревность, как и всякая обыкновенная женщина, так как может пользоваться не более, как двумя ночными часами, чтобы быть около любимого человека, а во все остальное время она его не видит. Когда же наступает зима, и озера покрываются льдом, тоска русалки достигает высших пределов. Иногда зимой, в сильные морозы, и преимущественно в ясные ночи, проезжающий путник слышит сильный треск на озере. После которого слышится как бы замирающий стон: это в отчаянии бьется головой об лед русалка, тоскуя и стеная по своему милому. По этому поводу мне пришлось слышать такой рассказ.

«Недалеко от одного озера пас свое стадо молодой парень пастух. Однажды в полдень» когда стадо лежало на отдыхе, заснул и он. Только слышит, кто-то смеется у него над ухом и щекочет его под мышками. Он очнулся и видит, что с ним заигрывает молоденькая хорошенькая девушка. Парень он был скромный, к женщинам еще не привык и поэтому отогнал ее от себя, но русалка явилась к нему и на следующий день, и являлась затем ежедневно. Пастух до того привык к ней, что в одно время, когда она особенно к нему ластилась, поцеловал ее. Пастух не попал в воду лишь потому, что к этому времени русалка его уже полюбила. Наконец, дело дошло до того, что пастух и русалка сделались любовниками. Лето, однако, проходило, и русалка начала тосковать. Тщетно утешал ее пастух. Русалка отвечала на это только плачем, наконец, высказала, что боится, как бы он не полюбил другую девушку. Пастух ответил ей, что он возьмет ее с собой на родину и женится только на ней, так как у него есть хозяйство и что он один у своей старухи-матери. «Нельзя мне быть твоей женой», — ответила она, — «Почему?», — допытывался пастух. — «А потому, — ответила русалка, — что если я только скажу тебе, кто я, так ты не только забудешь меня, но и испугаешься, и будешь клясть меня за то, что жил со мной». — «Не буду клясть и ни за что не разлюблю», — ответил ей пастух. — «Я — русалка, — созналась та, но я могу и на земле жить; я — не утопленница, я только в воде родилась». Прогнав стадо в село, пастух пошел к священнику и без утайки рассказал ему все. Священник дал ему такой совет: во время разговора с ней накинь ей крест на шею, и чтобы она не делала, веди ее прямо ко мне. Когда русалка на следующий день явилась, ничего не подозревая, к своему возлюбленному, тот во время разговора действительно накинул ей крест на шею. Русалка обернулась сперва рыбой, потом ужом, лягушкой и т. п., но пастух крепко держал ее за крест, пока, наконец, она не приняла свой прежний вид, но только стояла перед ним нагая, причем созналась, что она и всегда при нем нагой была, но только делала вид, что ходит в одежде. Пастух одел ее в свой зипун и привел к попу, тот ее научил молитвам, окрестил и затем перевенчал ее с пастухом. Когда была свадьба, которая была в полдень, какая-то женщина передала на «обзаведение» молодым мешок с золотом. «Это моя мать», — сказала бывшая русалка. И такая потом из нее вышла богомольная, работящая и нежно любящая своего мужа жена, что бывшему пастуху, а потом уже богатому торговцу, все завидовали».

Русалки, хотя и есть постоянные жительницы воды, но раз в год они живут и земной жизнью, хотя и на земле они не бросают своих привычек — навредить крещеному человеку. Им в распоряжение дается целая недель после троицына дня; она так и называется «русалочья» неделя. После однообразной, хотя и веселой жизни в воде, они радуются этой неделе, так как во все время недели они могут играть и веселиться в рощах и лугах вполне свободно, тогда как в остальное время года они выходят на берег только в «урочные часы». На русалочьей неделе они рассыпаются по окрестности, поют песни и завивают венки. Звонкий их крик и смех далеко разносится по окрестностям, и это служит предостережением для людей, так как всякая встреча с русалками в это время неминуемо кончается смертью, от которой уже не спасает ни любовь, ни дружба, ни кровные узы: русалки только набрасываются на неосторожного и начинают его щекотать. Тот смеется до тех пор, пока не умирает от этого насильственного смеха. Чтобы люди знали, отчего умер такой человек, русалки возлагают на его голову венок из осоки и кувшинчиков, а руки связывают березовой веткой. Такой мертвец по целым неделям не подвергается гниению и начинает разлагаться только тогда, когда его найдут люди, и его коснется рука человека; до этого же времени русалки по ночам водят над его трупом свои хороводы. Есть рассказ о том, как девушка, утопившееся за год до «русалочьей» недели, насмерть защекотала своего любимого брата, шедшего мимо становища русалок. Много народа гибло бы на «русалочьей» неделе, если бы людям не было дано знать, как можно отличить русалок от собрания обыкновенных девушек; к их звонким песням примешивается стрекотание сороки, и путник должен бежать без оглядки, услышав этот предостерегающий крик.

Когда русалки гуляют обществом на земле, то обыкновенно их одежда состоит из одной только белой, до колен, рубахи и венка из осоки и кувшинчиков на голове, но, когда русалка находится в воде, то она имеет вид нагой девушки, и ее легко отличить по отсутствию на шее креста. Питаются русалки орехами, лесными ягодами и другими произведениями леса.

Водяной. Водяные в народном воззрении рисуются в виде стариков с длинными седыми растрепанными волосами и седой длинной бородой. Происходят водяные от тех чертей, которые во время их бегства с неба покидались в воду. Водяной — злой, жестокий дух, который заключает союз с лешими и другими духами, чтобы завлекать к нему в воду людей, особенно пьяни. «Пошел я купаться, выпивши был... Дело было около полдня. Только что влез в воду и окунулся, как вижу страшного седого старика, который одной рукой схватил меня за плечо, а другой рукой накинул на меня огромную корзину, со стенок которой на меня посыпались огромные черные раки. Как я выскочил из воды, я уже и не помню, но только с этого раза я бросил водку пить навсегда, но вместе с тем уже никогда и не купаюсь».

«Ехал я со сватом с праздника, — передавал мне другой. Ехали мы на одиночке и только видим, что за нами увязался вороной жеребенок. Место было глухое: и туда и сюда — верст на десять жилья не было. Я и говорю свату: «Обратаем жеребенка, наш же хозяин спасибо скажет». Сделали из подпояски обратку, обратали, да гужи тем и привязали к оглобле. Наша лошадь храпит, а он — ничего, еще к ней же ластится, обнюхивает ее. Только тронули мы, да уж и сами не рады, вот до чего сильно понесли нас лошади... Мы держать, да не тут-то было: мало того, что остановить их не могли, но не могли удержать их и на настоящей дороге. Ночь была лунная, и видно нам, как они с большака-то повернули на проселок. Долго мчали они нас так-то; наша-то лошадь совсем уж задыхается, из сил выбилась, а жеребенок — хоть бы что, как будто и не бежал... Сват-то должно понял в чем дело: «Да не черта ли, кум, мы припрягли?». Только что он сказал так-то, как мы с размаху въехали в какое-то озеро... Жеребенок-то как заржет, как оторвется сразу же от оглобли, да в поле, только и видно нам, как он веселится: все задом вскидывает, а среди озера, как поднимется кто-то сразу, да как руками-то по воде захлопает, да к нам. Лошадь-то как рванет сразу, телегу и опрокинула, и очутились мы с кумом по глотку в воде. Лошадь все-таки выскочила на берег, перевернули мы со сватом телегу, да уж не сели, а рысью за лошадью: дело-то было осеннее и ночь морозная. Кое-как добрались до жилья, а на утро — домой: жеребенок-то верст на двадцать нас в сторону уволок. Сват после купанья, да с перепугу сильно заболел, ну, а меня, Бог миловал. Это водяной с лешим нас так угостили». Водяной может принимать вид черной собаки, рыбы и др.

«Пошел я в полночь на чужой пруд рыбу ловить. Карася и карпии — там пропасть, потому что никто рыбу-то там не ловит, а только разве когда господа на лето приедут, а ездили они года через два-три. Пруд-то этот — в господском саду, и огромный пруд. Как, бывало, выберу ночку потемней, да с наметкой туда, живо пуда два отличной карпии натаскаю. Так и в этот раз отправился. Прихожу на устье пруда, в осоку, где рыба на ночь собирается, разделся, влез в воду и забросил наметку; тащу и страсть как тяжело, мне показалось. «Ну, и захватил же, — думаю себе; но только что приподнял наметку над водой, как оттуда прянет сразу огромная собака и, покажись, прямо на меня! Выскочил я из воды, да голый прямо домой; и наметку, и белье на берегу оставил. Сам бегу, а сам слышу, как водяной по пруду-то плещется: рад, что меня напугал, а на утро, как осмотрели на берегу мое белье и наметку, да к барскому бурмистру и сволокли; до сих пор эту ловлю не забуду, вот как меня на конюшне парили!»

«Ехали мы с острогой рыбу бить — я да племянник; я лодкой правлю, а он над «огнищем» с острогой стоит, да и говорит: попридержи лодку, огромная щука стоит, только головой вниз воды. Не трогай, говорю, это водяной: ночью рыба всегда головой вверх воды стоит. Только не послушал, да и пусти острогу! Как махнула эта щука хвостом, лодка — вверх дном, и очутились мы в темноте, да уж кое-как вплавь до берега добрались». Водяной управляет и повелевает всеми, без различия пола, утопленниками — самоубийцами: на них он ездит сам и употребляет их на разные работы, например, на починку плотины у любимого мельника, на разрушение таковой у ненавидимого им мельника, на углубление омута, в котором он пребывает сам и т. д. Вообще люди должны опасаться водяного и не купаться в полдень, когда он отдыхает, и в полночь, когда он гуляет или наблюдает за работами утопленников, так как в это время он не применит утопить неосторожного, хотя бы на том и был крест; без креста же нельзя купаться ни в какое время суток.

Водяные живут в озерах, глухих заброшенных прудах, в глубоких омутах на реках и под мельничными плотинами. Большие и, особенно, глухие лесные болота действительно внушают страх и около них бояться ходить и ездить: если не встретится на таком болоте русалка, то путника не замедлит напугать водяной, показываясь на воде в виде огня, который катится к путнику. К людям они относятся в большинстве случаев враждебно, но не трогают людей, живущих вблизи таких болот, если они не обкашивают по берегам болота осоку и тростник и не ловят там рыбы, т. е. вообще ничем не нарушают покоя водяного Мельник, если желает, чтобы водяной помогал его хозяйству, должен ладить с водяным, иначе вода по несколько раз в год будет разрывать его плотину, что приведет мельника к разорению. Наоборот, мельник, который живет в ладу с водяным, уже не боится этого и не опасается за помол: водяной сам старается о том, чтобы народ был на мельнице всегда, и чтобы у мельника была постоянная работа. Мельник, желающий привлечь к себе расположение водяного, кидает ему в жертву какую-нибудь водяную птицу. Равным образом и пчельник, желающий, чтобы у него шло успешно пасечное хозяйство, несет водяному в жертву часть меда и воска, но еще довольнее бывает водяной, когда пчельник принесет и кинет ему в воду молодой рой пчел. При этом пчельник приговаривает: «Дедушка водяной, как шумит у тебя вода — чтобы у меня пчелки так-то шумели!». Тогда у этого пчельника каждый улей отпустит в лето несколько молодых роев пчел, и меду каждый улей будет давать столько, как ни у кого из обыкновенных, не знакомых с водяным, пчельников; но мед этот отличается более темным видом, а свечи из этого воска, будучи зажженными перед иконой, гнутся и падают. Чтобы отличить мед водяного от меда обыкновенных пчел берут сот и смотрят в него. В обыкновенном улье в соте видно, что ячейка за ячейкой расположены так, что их окружности пересекают друг друга и таким образом образуют подобие креста, а в улье водяного ячейка располагается за ячейкой, и при взгляде в них образуют общую трубку — это есть верный признак, что пчельник знаком с водяным.

Улов рыбы часто зависит от участия в этом деле водяного: у одного в сети постоянно попадается рыба, тогда как у другого — палки, трава, дохлые животные и т. п., причем не редкость, что «корна» в сети прорвана, и рыба понятно задержаться в ней уже не может. Есть рыбаки, которые перед началом лова ежегодно кидают в воду горшок с кашей, но есть и такие, которые всякий раз выпускают обратно в воду мелкую рыбу, которую будто бы жалеет водяной.

Кликуши. Кликушами, или, как их обыкновенно называют, «порченными», признают женщин, одержимых бесом, особенно сильно терзающих их в новолуние, когда бес «кричит»; в это время кликуши обладают даром предсказания, пророча, однако, окружающим их одни бедствия. Предсказания эти, однако, до того не ясны, отрывисты, что только тогда, когда несчастье уже произошло, находят его связь со словами кликуши. Чтобы изгнать из кликуш беса, одни их «отчитывают», для чего приглашают священника, другие же «отговаривают», для чего ездят к специальным колдунам и колдуньям. Во время же припадка, чтобы таковой прекратился, кликуше прикрывают голову чем-нибудь темным: платком, фартуком и т. д. Бес в это время ничего не видит и замолкает, почему прекращается и припадок. Припадки у кликуш совершаются не в одно только новолуние, но и во время приближения к кликушам икон, священника, святой воды и т. п., причем кликуши, хотя и не видят еще этих предметов, но уже издали чувствуют их приближение, причем священника поносят всякими бранными словами, часто более чем неприличными; ругают они и всякие священные предметы. Не только сами кликуши, но и народ твердо верят в то, что брань эта исходит не от человека, а от самого беса, сидящего в человеке. Сильнее, чем во всех остальных припадках, бес терзает кликушу в церкви во время Херувимской песни. В это время кликуша поет петухом, лает собакой, мяучит, — словом, подражает крикам разных животных, а также синеет, а во рту появляется слюна и на губах пена; она страшно корчится, наконец, падает и бьется по полу.

Отчитывают священники кликуш по «требнику», причем кликуша сама указывает во время припадка того священника, который может ее «отчитать», например, она кричит: «Боюсь попа Василья, боюсь!». В это время надо у нее спросить, какого попа Василья она боится. Тогда кликуша укажет город или село, где живет этот поп Василий. Другой священник уже кликушу не отчитает. Простое, недуховное, лицо не должно отчитывать кликушу по требнику, ибо дьявол, не выдержав силы молитвы, бросает кликушу, но может переселиться в читающего. Помогает против беса и псалом: «Живый в помощи Вышнего», но только тогда, когда в кликуше сидит «полуденный бес», т. е. когда заболевание случилось в полдень.

Свою болезнь кликуши объясняют по-разному: одни говорят, что напились, не перекрестившись, из ненакрытого на ночь сосуда с водой, другие, что напились в полдень из ручья «в наклонку» и также не перекрестились, но тут же почувствовав, как им в «середку» что-то «юркнуло», третьи указывают то лицо, которое их «испортило», т. е. наслало беса.

«Молодая баба, влюбленная в односельного парня, женившегося на другой, старалась всеми силами, чтобы тот бросил жену и жил с ней, так как ее муж был отдан в солдаты и Там умер. Парень, однако, любил свою жену и отклонял от себя ухаживания молодой вдовы. Вдова затосковала и сделалась кликушей. И вот время одного из припадков она указала на любимого человека, что тот испортил ее «на пряник». Ожесточенный брат вдовы убил ни в чем неповинного парня и пошел на поселенье, а больная вдова действительно признана врачами больной и так и умерла во время припадка, когда ей объявили, что из-за нее брат убил любимого парня». Кликушами бы на ют только женщины, но мужчины, хотя и бывают одержимыми бесом, но не кричат, а только жестоко разбиваются обо что попало, забегают в болота и леса и т. д. Их также «отчитывают» и «отговаривают», возят к мощам и прозорливым старцам и т. п.

Банник есть нечистый дух и притом из самых злобных и скверных, почему и живет в бане, где смывается человеком всякая нечистота. Является в виде гигантского роста, безобразного, черного человека и всегда с грязным веником в руках. Обыкновенно он является в полночь, и в это время мыться в бане уже нельзя,

так как в полночь моется сам банник, но не чистой водой, а грязной, стекающей под пол с тела мывшихся людей. Это вонючий дух, что можно заметить, отворив на следующий день после мытья баню: пахнет темной «псиной» (собачиной) — верный признак того, что после людей мылся банник.

По поводу встречи с банником существует такой рассказ.

«Один торговец приехал домой около полуночи, и так как это была суббота, т. е. когда топится баня, пошел мыться. У жены был готов уже и ужин, и самовар, а муж все еще не возвращался из бани. Послали в баню работника, посмотреть скоро ли вымоется хозяин, которого он и нашел на полу без языка и без способности двигать левой рукой и правой ногой. Только через три дня возвратился к торговцу дар слова, и он рассказал следующее: "Только что я разделся, нашел в тазу воды и влез на полок, как из-под полка вылез огромный, черный, страшный мужчина с глазами по чайному блюдцу, и до того был он велик, что спиной упирался в потолок, а плечи, шея и голова повисли вниз. В руке он держал огромный веник". — "Ты хочешь париться?" — спросил торговца банник. — "Я онемел от страха, а он на перекрест ударил меня веником, и я полетел с полка"».

Тоскующих людей, в особенности женщин, действительно посещает огненный дух, летающий к ним по ночам и рассыпающийся огненными искрами над трубой их дома.

Народ различает сумасшествие и горячку, а равно и нервные болезни: обмороки, эпилепсию от «порчи»; таких больных не считают одержимыми злым духом.

О самоубийцах в народе говорят, что лишить себя жизни под влиянием только беса они не могут, и бес не может сам внушить человеку мысль о самоубийстве, но он, заметив, что человек пришел к мысли о самоубийстве только усиливает и раздувает это желание до того, что человек действительно приводит свое намерение в исполнение, в чем нечистый дух деятельно ему помогает. Вот какой рассказ существует об этом, а рассказал его будто бы сам решившийся на самоубийство.

«Погорел, — говорил крестьянин, — да так чисто, что из достаточного человека стал нищим; в пожаре же сгорела и единственная наша дочь. Жена не вынесла двойного горя, зачахла и в шесть недель также умерла, и остался я одиноким на свете. Такая тоска на меня напала, что я и жизни-то уже не рад был. Хотел было в монастырь уйти, да не раз думал и о том, что и в монастыре та же тоска будет: забыть-то свое горе мог ли я? И решил я удавиться, хотя и не сразу: греха боялся... Но только я стану о грехе думать, как кто-то мне шепчет: «Зачем грех? Какой грех? А не грех человеку такое горе посылать!». Я и пошел давиться... Накинул на перемет веревку, сделал петлю и влез на обрубок... Надел на шею петлю, да и хотел в последний раз перекреститься, но еще и руки не поднял, как увидел страшного огненного человека, который выбил у меня из-под ног обрубок... Я лишился памяти и очнулся уже в избе. После мне сказали, что сосед видел, как я шел с веревкой к сараю и следил за мной, и, когда я на веревке-то повис, он ножом ее и перерезал, да и принес меня с собой в хату. С той поры, хотя тоска меня и не бросает, все же давиться я не думаю».

Заклятия, насылающие болезни, в народе есть, но не имеют в сущности вида заклятий, а вроде брани, например, «пролик тебя убей» (пролик — паралич), «родимец на тебя накати» (родимец — родимчик у детей), «варагуша тебя затряси» (лихорадка) и т. п.

Духи, охраняющие клады, специального названия не носят, но существование их признается, и охраняют они не всякие клады, а лишь клады, положенные с так называемым «зароком». «Зарок» кладется, во-первых, на года, а, во-вторых, на жизнь какой-нибудь живущей твари, и добыть кладов первого рода нельзя, пока кладу не выйдет срок, на который он положен, а кладов второго рода — пока в жертву стерегущему клал духу не будет принесен в жертву именно то самое животное, которое обречено на жертву.

Один разбойник, желая замолить свои грехи, пошел к святому старцу и предложил ему золота и серебра, чтобы он молил за него Бога, чтобы грехи ему были прощены, но старец не взял грехом добытых денег, но молиться за разбойника обещал, но велел и ему самому молиться и сказал, что не скоро простит ему Бог, а простит тогда, когда вместо дремучего леса, где жил разбойник будут нивы, будут селения, и будут жить люди. Разбойник понял, что это будет не скоро, зарыл свои деньги в землю, сложив их в дубовую колоду, и положил зарок на 200 лет, в течение которых, по его мнению, дикую местность должны были заселить люди. В колоду он положил записку, чтобы поминали «раба Ивана» и молили о нем, как о злодее и разбойнике. Прошло двести лет, в течение которых вся эта местность заселилась, леса были сведены, и появились распашные угодья и луга. На месте, где был зарыт клад, выстроилась деревня, а на самом именно кладе выстроился богач. Но кладу уже вышли полные двести лет, и вот с наступлением каждой ночи из-под пола дома слышится голос: «Выйду, выйду». Богач поднимал образа, звал знахарей, но ничего не помогало: с каждой новой ночью голос становился все громче и громче и, как казалось богачу, грознее. «Выйду, выйду», — говорил таинственный голос. Богач в ужасе бежал из дома, который с тех пор запустел, так как никто не соглашался не только покупать, но и даром взять его от богача. Между тем в это селение прибыла целая семья беспомощных нищих: мать с несколькими малолетними детьми, у которых не было ни куска хлеба, ни угла для пристанища, и они попросились переночевать у богача, жившего уже в другом доме. Богач при многих гостях сказал им: «Не только переночевать, но целый дом навсегда дарю вам вместе с землей и огородом при нем». Обрадованная семья отправилась в этот дом, причем богач дал им с собой света и дров. Вытопили печь, и все легли на просторной печи. Только слышат ночью, как кто-то из-под печи говорит: «Выйду, выйду». Старший мальчик, не зная в чем дело и отнеся это к шутке хозяина, и говорит: «Ну, выходи!». И вот из-под печки с шумом что-то вылезло и легло вдоль всей комнаты. Зажгли огонь и увидели дубовую колоду, заколоченную сверху тесиной. Когда оторвали тесину, то недавний страх семьи сменился радостью: в колоде было столько золота и серебра, что не только бедная семья разбогатела, но была еще построена церковь, в которой службой действительно поминали «раба Ивана». Этот клад был зарыт для спасения души, почему и вышел по первому зову; но клад, хотя с зароком и на срок, если он только зарыт с целью лишь спрятать деньги до известного времени, чтобы ими это время никто не пользовался, должен быть найден. Дух, его охраняющий, когда прошел срок, рассказывает о кладе, являясь людям во сне и объявляя им о кладе; иногда во сне показывает как самое сокровище, так и обстановку клада. Например, если клад в лесу, то человек видит или поляну, или группу деревьев, среди которых клад лежит, и видевший такой вид во сне, наяву совершенно случайно наталкивается на ту же обстановку клада, тотчас же вспоминает свой сон и достает клад.

Второй вид клада с «зароком», более опасный для достающего его, охраняется и более злым духом, который отдаст его только тогда, когда зарок будет в точности выполнен.

«Один злой человек, не желая, чтобы и по его смерти кладом кто-нибудь завладел, положил ему большой срок, но и по истечении срока кладу было сказано: «Положен ты на 40 голов человечьих», т. е. на сорок человеческих жизней. Срок кладу вышел и вот охраняющий его дух начинает являться то к одному человеку, то к другому и т. д. Одни не верили сну, другие боялись погубить сорок человек, зная, что совершат этим страшный грех, но вот, наконец, нашелся страшный злодей, который задумался над этим сном. Дух видел, что он размышлял над этим и явился к нему вновь. —- "Что же думаешь? — спросил дух, — я говорю тебе правду"... — "Да я о том думаю, — отвечал злодей, — как мне убить их: по одному или всех сразу?". — "По одному я убью, но как мне сладить в одно время с 40 человеками?". — "Не ты будешь убивать, — отвечал дух, — а я... Ты мне их только приведи". Злодей согласился, и тогда дух указал ему место клада, но добавил, что это не должны быть дети. Тогда злодей под видом, что нанимает народ на работу, действительно собрал сорок человек мужчин и женщин и повел их к месту клада; но случайно между ними была пятнадцатилетняя девушка, настолько рослая и видная, что злодей принял ее за женщину и нанял. Когда все подошли к кладу, дух действительно вышел из земли и задушил тридцать девять человек, а сорокового — злодея. Клад сам вышел ив земли, и девушка сделалась его обладательницей».

Клады с «зароком» сами сказывают о себе по истечении срока, но есть безвестно лежащие в земле клады» которые люди сами должны достать. Достаются они при помощи цветка папоротника» который зацветает кал раз в полночь под «Ивана Купалу» ярким огоньком. Сорвав цветок, надо поспешно бежать к дому, отнюдь не оглядываясь назад, так как при этом они подвергаются опасности быть разорванными духами, охраняющими клады с «зароками», которым срок не вышел. Обладатель цветка будет слышать крутом себя разные страшные голоса, впереди и с боков будет видеть ужасных чудовищ, но он должен бежать и бежать вперед и, если, не оглянувшись, добежит до дома, то с того времени тайна всех кладов, как с «зароком», так и без него — в его руках. Обыкновенные клады он может доставать без всякого труда, а клады с «зароком», если им не вышел срок, достать не сможет, но он может тайну этих кладов передавать другим, потому-то духи-хранители этих кладов и стараются разорвать его, чтобы о кладах, хранимых ими, никто не знал ранее срока. Умирает смельчак, открывший тайну кладов, но предание о местонахождении кладов переходит из рода в род. Многие поколения роют на указанном месте, но клада достать не могут, но, наконец, кладу выходит срок. Чтобы достать его, надо, во-первых, взять с собой длинную плеть, омочить ее в святой воде и до наступления полуночи идти на указанное место, очертить на земле круг и стать среди круга. В полночь дух клада будет пугать искателя клада разными страшными видениями и стараться о том, чтобы человек в испуге выскочил из круга, поэтому тот должен стоять неподвижно. Тогда дух будет подходить к кругу в виде родных искателя клада, друзей, знакомых, чтобы вызвать его из круга, но человек вперед знает, что это дух и бьет его наотмашь плетью; если попадет, то дух тотчас же исчезает, а клад зазвенит под ногами или сбоку, и тогда кладоискатель может тотчас же рыть клад; если же не попадет по духу, то последний в разных видах будет находиться около круга, пока не пропоет петух, после чего дух опять-таки пропадет, а клад снова зазвенит и кладоискатель сможет достать его.

На курганах и городищах прежде жили богатыри, перекидывавшиеся топорами. По народному воззрению, духи действительно в полночь поджидают людей на перекрестках. Через перекресток надо переходить непременно перекрестившись, тот же, кто не перекрестится — в дом в эту ночь не попадет, так как дух сделает так, что человека охватит «блуд», и он всю ночь проблуждает по полю, иногда вблизи своего же дома.

«Нераздельный рубль» есть самый богатый клад во всем мире. Владеет им сам сатана и выпускает этот рубль из рук один только раз в год, а именно — под Новый год. Рублей этих у сатаны много, но на каждого, решившегося достать этот рубль человека, отпускается только по одному. Отличительное качество этого рубля следующее: чтобы вы на него не покупали, он, едва вы выйдете из лавки, будет уже опять у вас в кармане, но для этого каждый раз надо брать от продавца хотя бы одну копейку сдачи; если владелец рубля забудет это сделать, рубль опять уходит от него к сатане. Чтобы достать этот рубль, надо в ночь под Новый год посадить в мешок черного кота и мешок завязать на семь узлов, но не бечевой веревкой, а узлами из самого же мешка, и как можно крепче, и выйти в полночь на перекресток. Тогда к нему подойдет посланный сатаной и будет просить продать кота, будет предлагать за него баснословные суммы, но продавец не должен соглашаться, а должен просить неразменный рубль. Тогда дьявол дает ему этот рубль — монету, и продавец, стремглав и не оглядываясь, должен бежать домой, все это время дьявол старается развязать узлы мешка и, если развяжет эти узлы прежде, чем продавец коснется хотя бы пальцем двери своего дома, то разрывает его на куски, в противном случае, продавец кота делается обладателем неразменного рубля.

Продолжение следует.

При подготовке этого материала к публикации мы крайне нуждались в помощнике для правки отсканированного и распознанного материала.

"Энциклопедия Козельска" обращается ко всем, могущим оказать посильную помощь в наборе, а также правке материалов, обращаться на сайт с предложениями своей помощи.

С уважением,

администрация сайта.