В этом году исполнилось 80 лет с тех пор, как под Козельском завершил своё существование лагерь для интернированных польских офицеров. Находился он в Оптино. Об этих страницах истории большинство из наших читателей наслышаны, знают противоречивые комментарии относительно судеб поляков. В общем виде картина на весну 1940 г. выглядела так: «В Оптиной Пустыни действовал лагерь-распределитель, из которого поляки направлялись на работы в Мурманскую область для строительства аэродрома. В апреле – мае 1940 года (23.03.-13.05) 4 404 человека пленных поляков были переданы УНКВД Смоленской области. Таким образом, была «проведена операция по разгрузке лагеря», предположительно для приема 5 тыс. лиц, депортированных после присоединения Прибалтики». В архиве «Энциклопедии Козельска» есть много материалов, дожидающихся опубликования. Среди них статья неизвестного нам человека, которая относится к марту 1990 года. Надеемся, что автор, или тот, кто знает об авторстве данной статьи, откликнется.

Неизвестный публицист

Оптина Пустынь во время функционирования здесь в 1939 – 1940 гг. лагеря для интернированных польских офицеров. Редкая фотография из коллекции Стендфордского университета США

ПОЛЯКИ В ОПТИНОЙ В 1939 – 1940 ГОДАХ

Козельская земля ничем не обидела заброшенных сюда поляков. И наши люди сохранили о них добрую и сочувственную память

В конце лета 1939 года в доме отдыха имени Горького, располагавшемся тогда на территории Оптинского монастыря и скита, был произведен ремонт перед новым осенне-зимним сезоном. Но вместо отдыхающих его обитателями стали интернированные польские офицеры.

Они прибывали сюда эшелонами, шли со станции Козельск колоннами, растянувшимися на весь луг от города до берега Жиздры, или не так заметно – лесной дорогой со станции Тупик.

Сколько их здесь было? Сейчас, спустя 50 лет, оставшиеся в живых очевидцы называют разные цифры – от 2 до 6 тысяч. Если учесть, что никаких новых построек к этому времени сделано не было, что поляки помещались на нарах в 3 яруса в монастырских помещениях (большая часть которых сегодня не сохранилась) и что в разгар летнего сезона дом отдыха принимал 1200 человек, то более-менее реальной цифрой можно считать 3- тысячи, тем более, что в скиту поляков не было. Там содержались в помещении 3-х этажного храма прп. Льва Катанского пленные финны.

О сроках. Первая партия поляков прибыла в октябре 1939 года. Вывозить их начали в апреле 1940 года. Лагерь опустел в июле 1941 года.

Первое время порядки в лагере были крайне либеральными. Поляки могли свободно выходить за его пределы. Их часто видели в черте города группами, без конвоя. Они свободно общались с местным населением. Многие из них говорили по-русски. Местные женщины вспоминают, что поляки свободно распоряжались своим временем, ходили с ними в город в кино и на танцы. И только обязаны были вернуться к 11 часам вечера. Говорят, что было заключено несколько смешанных браков.

Стояла охрана на всех 4-х воротах, но скорее символическая. Караул занимал сохранившееся и сейчас маленькое помещение внутри монастыря, в юго-восточном углу. К вахтерам и вообще ко всем работникам лагеря доступ родственников был открытым.

Затем порядки построжали.

Оставили только 2 входа – северный и южный с КПП и системой пропусков для работающих. Внутри монастыря была отделена зона. Работникам лагеря не разрешалось общаться с поляками. Помещение для охраны было выделено за пределами монастыря, там, где сейчас гостиница и трапезная. Появились караульные вышки и колючая проволока в несколько рядов.

И все же лагерный режим оставался довольно мягким. Ворота так и остались деревянными. Не было собак. Охрана никогда не стреляла. Обращаться с поляками было приказано самым вежливым образом. О начальнике лагеря Королёве, его заместителях Алексееве, Шорохове, Урбановиче вспоминают как о людях доброжелательных, справедливых.

Все очевидцы единодушно утверждают, что отношения между поляками и русскими были мирными, не было недовольства, озлобления, не чувствовалось, что это враги. Поляки относились к нашим людям с доверием, симпатией, подкупали своей вежливостью, культурой общения. А наши жители платили им сочувствием, старались хоть чем-то помочь.

Польские офицеры ходили в своей форме, носили знаки различия, старшим офицерам сохранили их денщиков. Все имели право переписки (с обратным адресом «Козельский Дом отдыха имени Горького»). В лагере было свое почтовое отделение.

По-прежнему, в случае необходимости людей выводили за территорию лагеря и отпускали в город. И к ним допуск не был совсем закрыт. Приглашались лекторы из Козельска. Старожилы-козельчане вспоминают о шефском концерте в лагере районного самодеятельного хора.

Некоторые поляки работали вне зоны – в мастерских при гараже, на строительстве котельной и трубы к ней, сохранившейся до сих пор. Несколько человек работали на механическом заводе, в цехах и конторе. Сохранилось в памяти жителей поселка механического завода, что водонапорная башня, сгоревшая не так давно, была построена польским инженером.

Но самой большой свободой пользовались польские военные врачи. Их было человек 50. Они могли развернуть свой лазарет, но так и не сделали этого, так как постоянно ждали отправки домой.

В лагере была своя медсанчасть, помещавшаяся в разрушенном ныне храме в честь Владимирской иконы Божией Матери, где вместе с поляками работали наши врачи В.С. Каложина и К.Н. Нестерова. Там был хорошо оборудованный врачебный кабинет, стационар на 15 коек, зубной кабинет. Работникам лагеря приходилось часто обращаться за помощью к польским военврачам, и все они отмечают их высокую эрудицию, добросовестность и доброту. Врачей поляков нередко приглашали к тяжелобольным работникам и их родственникам домой.

Польские врачи поддерживали тесный контакт с Козельской районной больницей. В больнице польские хирурги оперировали своих раненых и больных, которые оставались там до излечения. Поляки делились с больницей лекарствами, прежде всего редким тогда пенициллином. Главный врач больницы Д.М. Арсеньев, замечательный хирург и организатор, впоследствии Заслуженный врач РСФСР, высоко отозвался о польских коллегах. Он часто приглашал их на консультации, много раз оперировал вместе с профессором полковником Шарецким, который нередко заменял Д,М. Арсеньева за операционным столом. Профессор Шарецкий был частым гостем в доме Д,М, Арсеньева. Сохранились воспоминания, что профессор исследовал целебные грязи у монастыря и успешно применял их в лечении своих больных и местных жителей.

Профессор Шарецкий – единственная фамилия, за которой просматривается реальная личность, безусловно, незаурядная, деятельная, о которой и через 50 лет сохранилась в сердцах многих людей благодарная память.

Назывались еще фамилии: лечившийся в больнице офицер Добровольский, работавшие в мастерских гаража Зяткевич, Вейзляк, Смолинский. Была в лагере единственная женщина – летчица, вместе с братом. К ней относились, конечно, с повышенным интересом. И запомнили этот факт многие, но ни фамилии, ни имени ее установить не удалось.

Лагерный быт, можно сказать, был вполне устроенным. Кормили поляков хорошо – 3 раза в день и продуктами, по общему мнению, превосходными и разнообразными. Была здесь своя пекарня. Кухня, как и в доме отдыха, помещалась в нынешнем Введенском соборе. Между Введенским и Казанским соборами была крытая галерея. Казанский храм и галерея служили столовой. Готовили наши повара вместе с польскими. Выделялись дежурные по столовой и кухне. Удовлетворялись пожелания об особом меню в посты и по праздникам. Высший офицерский состав питался отдельно. И жили они не в бараках, а в маленьких комнатках в помещениях у южной стены. Здесь же жила и женщина-летчица.

В жилых помещениях поддерживался образцовый порядок. Отопление было паровым и печным. Освещение давал свой движок. Были водопровод и канализация. Все получали постельное белье. Работали прачечная, баня, парикмахерская. И внешне, по единодушному мнению, поляки выглядели всегда аккуратными, подтянутыми и даже щеголеватыми.

Принудительных работ как таковых не было. Поляки поддерживали порядок на территории монастыря, привлекались к расчистке дорог зимой, к сезонным работам в подсобном хозяйстве, к заготовке дров – пилке и колке. Но все это добровольно и небольшими группами.

Обычно время заполнялось почти ежедневными просмотрами кинофильмов в кинозале, бывшем в храме преп. Марии Египетской, чтением газет, игрой в бильярд в клубе (в бывшей трапезной). Была оборудована спортплощадка. Часами, собравшись группами у репродуктора, они слушали передачи и обсуждали последние известия. Умельцы мастерили поделки из камня и дерева – игрушки, свистульки, фигурки птиц и зверей и щедро дарили их детям. Один умелец смастерил даже мандолину и обучал желающих играть на ней. А еще – кормили и приручали птиц, голубей и галок, которые стаями слетались в лагерь.

И в памяти у многих осталась необычная картина прощания поляков с лагерем. До самого вокзала в Козельске колонны шли, буквально облепленные птицами. Они сидели у людей на шапках, на плечах, на руках. Так провожая друзей птицы, то ли горевали о разлуке, то ли предвидели недоброе…

К сожалению, это всё, что сегодня удалось узнать о лагере у местных жителей. 50 лет – большой срок. Многое забылось. Из 43 ныне живущих свидетелей тех событий только 10 непосредственно работали в лагере. К тому же, это люди обслуживающего труда и сегодня преклонного возраста. Остальные – старожилы, бывшие тогда детьми, или – рассказывающие с чужих слов.

Но и эти сведения позволяют сделать вывод: наша козельская земля ничем не обидела заброшенных сюда братьев – поляков. И наши люди сохранили о них добрую и сочувственную память.

Март 1990 года.

Подготовка материала в публикации С.А. Рябов, июль 2020 г.