Козельску немало повезло в том, что в конце 90-х годов прошлого столетия  на Козельский район обратил внимание Институт культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачёва (г. Москва). Многолетняя экспедиционная работа сотрудников института в эти места завершилась не только выходом в серии «Живая культура Российской провинции» книги этнографических очерков «Калужский край. Козельский район» (1999 г.). Г

Главным итогом всей большой коллективной работы всё же стало придание козельскому краеведению научной направленности. Удалось возбудить у местных краеведов интерес ко многим, прежде обходимым иследователями темам. Прежде всего, к фольклору, местным промыслам, к истории старинных помещичьих усадеб.  Сам сборник «Калужский край. Козельский район» стал ныне уже библиографической редкостью. 

Сборник этнографических очерков «Калужский край. Козельский район» (1999 г.).

Сегодня мы публикуем с незначительными сокращениями вступительную статью редакора -составителя сборника «Козельский край. Козельский район» Е.Д. Андреевой.  Несмотря на то, что статья была написана уже более десяти лет тому назад, положения и выводы, прозвучайшие в ней, по-прежнему актуальны для современного исследователя Козельска. Многое из сказанного автором, может быть использовано при разработке всего замысла «Энциклопедии Козельска».

Е.Д. Андреева

КОЗЕЛЬСКИЙ КРАЙ: ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ.

 Современное состояние русской культуры — одна из самых болезненных тем из тех, что обсуждаются сейчас в самых разных кругах нашей общественности, причем наиболее часто звучит мотив сожаления и тревоги в связи с утратой многих традиционных культурных ценностей. Возможно, это вызвано свойственной человеку склонностью, достигнув определенной степени зрелости, испытывать ностальгические чувства по отношению к событиям своего прошлого, которые оцени¬ваются им теперь как положительные, привлекательные. Наверно, что свойственно человеку, то свойственно и человечеству (по крайней мере, его части). Отсюда — особое отношение (конечно, для определенной части общества) к тому, что принято называть «памятниками культуры». В социально острые периоды они воспринимаются как бы дважды утраченными — первая утрата произошла, когда они перестали быть функциональными, перестали принадлежать к «живой культуре», а вторая — происходит сейчас.

Еще один «человеческий фактор» — охранительный инстинкт, при¬сущий всякому этническому или национальному сообществу, наличие в культуре центростремительной силы, которая удерживает ее от растворения в культуре других подобных сообществ, предохраняет от утраты самобытности, отдельности, самоценности. Все эти причины (хотя их может быть еще больше) заслуживают понимания и, безусловно, должны учитываться, когда речь заходит об оценке состояния той или иной культуры. Но возникает следующий во¬прос: насколько объективной и адекватной является эта оценка, если она формируется под воздействием исключительно названных факторов? Не препятствуют ли они «трезвому» взгляду на вещи?

Ситуация культурных утрат каждый раз воспринимается как катаст¬рофическая, единственная в своем роде, грозящая непоправимыми потерями. Однако, эти ситуации в истории повторяются всякий раз, когда периоды относительно спокойного развития сменяются моментами социальных сломов, внезапных перемен, кризисов. Действительно, происходят утраты, иногда невосполнимые, но это — неизбежная закономерность всякого культурного процесса, требующая не только эмоциональной реакции, но и объективного беспристрастного анализа. Кроме того, некоторые формы культуры не могут оставаться неизменными вне условий, их порождающих. Так, полноценное функционирование многих народных промыслов, музыкального фольклора и традиционной обрядности соответствовало определенным экономическим и историческим условиям — натуральному хозяйству, отсутствию современного транспорта, электричества, социальному положению русского крестьянина и многому другому. Крестьянская традиционная лирическая песня в некотором роде неотделима от лучины, ямщицкая песня — от перекладных, календарная обрядность — от ручного сельскохозяйственного труда, артельная песня — от существования бурлаков и лесосплавщиков, колыбельная — от люльки...

Факты культуры (в частности, произведения искусства), подобно живому организму, имеют индивидуальную судьбу, обусловленную многими обстоятельствами. Народная песня, принадлежащая к традиционному фольклорному пласту, живет, со всеми присущими ей многочисленными функциями, до тех пор, пока она встроена в соответствующий ей быт. Когда этот быт разрушается или сменяется другим, она, разумеется, может быть сохранена — запомнена, записана (на современной, кстати, звукозаписывающей аппаратуре), кем-то выучена и воспроизведена, но она превращается из фольклорного феномена в произведение профессионального исполнительского искусства и дальше живет только в качестве таково¬го — то есть музыкального памятника. Она продолжает существовать не в памяти крестьянской общины, а в памяти людей, выступающих специально (на концертной сцене или на лужке — не суть важно), она не включена в обряд, призванный наладить конвенциональные отношения между человеком и окружающим миром, а служит досуговому времяпрепровож¬дению. Как решить в данном случае, что здесь сохранено, а что утрачено?

Есть, однако, реальные утраты. Те, что связаны с уничтожени¬ем уникальных предметов культуры — будь то древняя рукопись, похищенная «Янтарная комната» или эскиз гениального художника. Такое уничтожение — акт вандализма. И в этом случае, безусловно, можно со¬гласиться с нынешним общественным мнением: такие утраты мы несем ежедневно и в этом смысле состояние российской культуры, действительно, весьма плачевно. Иными словами, к какому бы историческому периоду мы ни обратились, состояние культуры в нем не исчерпывается одними отрадными событиями. И это, вероятно, следует считать ее нормальным состоянием. Едва ли в реальности отрезки времени, которые называют «золотым» или «серебряным» веком какой-либо культуры, были сплошь таковыми на протяжении ста лет. И сейчас, когда мы обращаемся к вопросу о состоянии культуры того или иного российского региона, нас не должна ужасать пестрота или скудость культурной жизни. Имеет смысл выяснить, какова была реальная культура этого региона хотя бы в недавнем прошлом. И тогда, возможно, соотношение потерь и приобретений покажется нам иным. Такой ретроспективный взгляд может возникнуть у читателя нашего сборника при сопоставлении рассказа В.Щурова об экспедиции в Козельский край четверть века тому назад с материалами статей, написанных в результате более поздних выездов в эти места.
Мы опираемся на понятие «живая культура», которое можно определить как совокупность фактов культуры (произведений, событий и т.п.), актуальных для определенной части общества или общества в целом применительно к определенному временному периоду.